Коровы

— Конечно, Роза, не будем, — пообещал телке Пастух, одновременно поправляя венок на голове рядом идущей Анны, и стал объяснять: — Да и венок не действует на быков, большинство из которых не признают в стаде превосходства избранных сущностей лишь потому, что таковыми могут являться только коровы. Иной бык даже способен сдернуть своими рогами этот символический знак и растоптать своими копытами, причем зная заранее, что за подобное действие будет наказан: мы, Пастухи, привязываем быков за этот проступок к столбу и заставляем бесконечно ходить по малому кругу, подобно единственному в нашем стаде волу, которого вы увидите на последних столбах своей телячьей дороги. Вол этот, по имени Ян, — величайшая сущность, не способная к настоящей скотской любви, но испытывающая одновременно со своей любимой коровой ощущение неразделенного нечто — уникального чувства, почти недоступного в проекционной иллюзии и совершенно недоступного здесь в силу того, что вол в Божественном стаде только один — это Ян. Но находиться в положении вола, пусть даже великого по своим сущностным свойствам, для любого быка кажется унизительным, и это понятно: бык ходит как проклятый по малому кругу, и вся свобода его, страсть к коровам и гордость ограничиваются длиною веревки, за которую он привязан к столбу; все веревки здесь, кстати, сплетены из конских хвостов несущностных лошадей и чрезвычайно крепки — их не порвешь; столб же — бывшее дерево, и его не выдернут из поверхности даже десять быков. Да еще коровы, проходящие мимо, нередко дразнят наказанного за растоптание венка: поворачиваются к нему задней частью, вертят хвостами, изображая податливых особей, мычат о любви и, бывает, так доведут его, бедного, что бык от беспомощности падает в обморок. Впрочем, подобное наказание длится не долго, цель — сбить бычью спесь по отношению к установленному порядку, одним из элементов которого является неприкасаемость избранных особей.

— А почему, Пастух, Ян ходит по кругу? — спросила Танька-красава. — Его наказали?

— Нет, но если его отпустить, он помчится искать свою половину и будет носиться повсюду, не соблюдая кругов, предписанных каждой скотине, бегать вперед и назад, прорываясь в будущее и прошлое — что ведет к помрачению ума, — тогда как корова его появляется всякий раз в том самом месте, где его привязали, и поэтому лучшего способа устроить их встречи Пастухи не нашли. Ян привык и терпеливо обходит раз за разом этот предписанный ему столб, но умозрительно движется в стаде, перемещаясь с круга на круг. Но умозрительность в плоскости — та же конкретность или наоборот, проекционным звучанием это единство смысла существования выразить невозможно, коровий язык дает лишь приблизительное значение, и только Хозяин колебанием эфира способен растолковывать нам, Пастухам, подобные вещи, малодоступные для понимания скотины…

Объясняя все это, Пастух вывел стадо к берегу озера, терпеливо дождался, пока телки напьются, и наконец направился к дереву, одиноко стоявшему уже за границей травы, на бесплодной поверхности.

Привязанная к стволу за рога коричневая, в небольших рыжих пятнах корова оказалась довольно худой особой, с невыдающимся выменем, без единого украшения, похожей на тех самых истощенных коров, которые плелись в конце карнавального шествия, и на приблизившееся и окружившее ее стадо не обратила никакого внимания, как будто не видела вокруг ничего, кроме той точки свода, куда неотрывно смотрела.

Пастух погладил корову по хребтистой спине, похлопал по ребрам ее впалого бока и даже подергал за хвост и, не дождавшись реакции, сделал следующий вывод:

— Корову эту я встречаю впервые, я никогда не водил ее по кругам и поэтому ничего не знаю о ней и, следовательно, об ее двойниках, которые бесконечно движутся в ее прошлом и будущем. Сейчас, понятно, она наблюдает мираж, но что она видит, определить невозможно. Вообще, какая-то она не совсем складная… Анна могла бы к ней мысленно обратиться, но начинать разговор нужно с имени или клички…

— А как же спросить, Пастух, ее имя, если она не только не видит, но, кажется, и не слышит? — сказала Буянка.

— Мне кажется, — предположила Солдатка, — необходимо взглянуть на ее промежностную судьбу, на эти самые интимные линии — по ним, как я понимаю, можно узнать о корове все!

— Необходимо идентифицировать сущность, — уточнила ни с того ни с сего неопределенная телка, названная Лисичкой.

И тут вдруг Пастух вскипел: то, что было его лицом, приобрело густо-красный оттенок, намалеванные белые губы позеленели, он скинул с плеча свой бич, мгновенно распустил его и страшно щелкнул им у самого уха Лисички, так, что та в ужасе шарахнулась в сторону — в ту, где далеко виднелось еще одно дерево — со страшным быком, сообразила, что кинулась не туда, и, развернувшись, помчалась сама не зная куда… Остальные же телки отпрянули и жалобно замычали, и только привязанная корова осталась стоять как стояла, не шевельнув даже ухом.