— Ну, здесь, Елена, — сразу отозвался Пастух, — вывод только один, и, думаю, согуртницам твоим это будет легко понять: в любви столкнулись две сущности из нашего стада: ты, идущая впереди, и бык Лунный, которого мы вспоминали, но, главное, произошло это между вами в мертворожденной иллюзии, где этот романтик, Лунный, согласившийся назваться Евгением, находился лишь в виде вторичного призрака, не способного на что-то серьезное даже по проекционным понятиям. Таким образом, Лунный создал нереальность реального, запутав тебя, и ему придется ответить за это перед великим Хозяином, который запрещает производить подобные опыты с сущностными проекциями, поскольку циничные эти любовные опыты затрагивают и саму сущность, наносят ей психологический вред, как в случае с тобой, коровой. Особенно он ответит за неродившегося теленка, тут будет строже, тут, может быть, наказание последует и не самое высшее, но, во всяком случае, процесс изготовления проекционной колбасы ему увидеть дадут… — Последнюю фразу Пастух произнес довольно сердито.
— Как страшно вы говорите, Пастух… — со страхом произнесла Сметанка. — Бедный Лунный Евгений, он пострадал за любовь…
— Колбаса, телка, это лишь показательно, — успокоила Ида, — хотя и вселяет страх. А вы, Пастух, не пугайте такими вещами — они пока не коровы.
— Как ты, корова, можешь мне что-то советовать? — обратился к Иде Пастух.
— Я, Пастух, хоть и корова, но высших кругов и скоро стану турихой, поднимусь на вершину и, возможно, засияю звездой, а звезды — над Пастухами, можете посмотреть наверх.
Пастух как-то хмыкнул, но ничего не сказал.
— А ты, Елена, — добавила Ида, — если встретится тебе Лунный на твоих коровьих кругах, поддай ему под заднее место рогами — здесь, в стаде, он робок, ведет себя как телок, хотя быки и уважают его за его любовные похождения. Вообще, телки, бычьи сущности довольно пошлы в этом смысле, правильно вас учит Пастух: не доверяйте быкам…
— А как же Борис? — спросила Рябинка. — Ведь он пострадал не меньше.
— Есть такой бык Борис, — ответил Пастух, — у него масса проекций, одной из которых, видимо, и был муж Елены. Но этот ничем не примечательный бык довольно равнодушен к любви. Чувственность его ограничена заботой о благополучии коровы. Один Пастух рассказывал мне, что бык этот, по-стадному Борька, схлестнувшись с коровой, не покидает ее, как это делают обычно другие быки, но отводит ее на луг с самой вкусной травой и не подпускает к этому лугу другую скотину чуть ли не до рождения теленка. Насколько я понимаю, чужая любовь интересует его проекции даже больше, чем личная. Так что, Рябинка, проекционная тень этого Борьки, конечно, переживала трагедию, сущность же оставалась в покое и даже, возможно, приобрела еще больше последнего.
32. Другие
Стало светлеть. Звезды исчезли, и Мать всех коров растворилась в голубеющем своде. Телки начали подниматься, мычать, пустили длинные струи, оглядели пространство. Силуэта быка у далекого дерева уже не было видно — наверное, бык успокоился, его отвязали и он ушел на круги. Кувшинка и Антонина-гадалка взялись бодаться, Марта лягнула Дуреху, Дуреха — ее, Мария-Елизавета, звеня колокольчиком, поскакала к воде, за ней потянулось все стадо.
Напившись воды, телки хотели было заняться травой, но, к своему удивлению, не обнаружили луга с цветами, на котором было так вольготно пастись. Вместо луга вплоть до дороги бугрилась пустая поверхность.
— А где же трава? — удивились многие телки и поспешили за Идой и Пастухом, которые, не удивляясь, кажется, исчезновению луга, вышли к дороге и остановились возле столба.
— Трава, о которой вы вспоминаете, — объяснил телкам Пастух, когда те собрались вокруг, — осталась далеко позади. Посмотрите на столб!
— Столб тридцать два, — прочитала Елена и сделала вывод: — Это значит, что мы миновали область последних иллюзий скотины и вышли на ту часть дороги, где нас ожидает глубокое понимание реальности…
— Ты, Елена, — не выдержала Копейка, — все думаешь о малодоступном нашему пониманию сущном и совсем не думаешь о насущном: сейчас бы хоть сена клочок пожевать или хотя бы соломы — живот подвело!
— Скоро и пожуете, — успокоил Копейку Пастух. — Там, впереди, вас ждет небольшой зеленый лужок, на котором достаточно полноценной травы, чтобы удовлетворить первый голод наступившего света и продолжить дальнейший путь. Также обещаю вам скоро не только клочок, но два или три стожка прекрасного душистого сена, которое, кстати, я и сам не прочь покурить, хотя оно довольно забористо — крепостью напоминает махорку у пастуха Николая, но зато издает аромат тонкого смысла, ощущая который как будто умнеешь… Подобный эффект, рассказывал мне пастух Николай, случается с ним, когда он чувствует запах проекционного кофе, хотя и не употребляет последнего, довольствуясь в своей пастушеской жизни лишь чистой водой и веселящими проекционную душу опилочными напитками.