Коровы

— Могут, Роза, как и любая сущность, но обычно к движению этому присоединяются с Большой дороги лишь козы, барашки и иногда две-три коровы, а все остальные — быки, кони и лошади — ведут замкнутый образ жизни, предпочитая не уподобляться основной массе скотины, тем более в ее желании покрасоваться перед другими… Дело тут еще в том, что, попадая на Большую дорогу, все сущности, склонные к сочинительству и выразительству разного рода, сразу же, возле второго столба, сталкиваются с двумя полубыками-полубаранами, похожими на иллюзорных овцебыков, с двумя первородными сущностями Художников, от одного взгляда которых скотина, ступившая на Большую дорогу, приходит в трепет и ужас, если не цепенеет: у одного из этих существ вместо глаз — мутные бельма, у другого же глаза так проникновенно искрятся, что кажется — просвечивают тебя насквозь. Даже мы, Пастухи, побаиваемся взглядов этих двоих, которые, говорят, на своем первом кругу еще застали тех самых двенадцать быков и одну корову, о которых рассказывает предание. Эти двое прошли бесконечно много кругов, после чего Хозяин оставил их на Большой дороге, выбрав подходящее место: неподалеку от второго столба, возле единственного во всей округе ручья, по берегам которого растет сочная, вкусная, нескончаемая трава. Первый зовется Ремог, второй — Йилигрев, взглядами своими, наводящими ужас, они предупреждают Художников, что дорога, которую они выбрали, не имеет ничего общего с тем тернистым путем, который проходят в проекционной иллюзии их мертворожденные тени, стремящиеся к совершенству и славе, что дорога эта в Божественной плоскости никакой славы скотине, следующей по ней, не приносит, что скотские развлечения на ней отсутствуют, что если кто-то, обладая тщеславием, надеется возвыситься над реальностью, то пусть оставит эти надежды своим бесплотным теням, души которых, возможно, попав в небесную плоскость, и получат какое-то преимущество — неизвестное здесь, и что ступившие на Большую дорогу будут лишь размышлять, мечась между прошлым и будущим, жевать свое сено, правда пахучее, и никаких веселых или важных событий их на дороге не ждет. Все будет исключительно просто. И так круг за кругом. Вот поэтому, помня строгие взгляды первородных существ, мало кто из Художников ищет себе развлечений на стороне, боясь потерять необходимый для прохождения столбов серьезный настрой…

— А сами-то эти полубараны-полубыки, которые, как я поняла, стоят как ворота в начале этой дороги, что-нибудь сочинили? — спросила Рябинка.

— Они не сочиняли, Рябинка, но отображали миры, а сочинять начали после них, исходя из отображенных ими реальных миров. Вон видите, показался суровый, упрямый на вид рыжий бык? Слышите, он не ревет, но как-то гудит? Это бык по имени Иоганн, тоже отобразитель миров, проекция его на земле переводит бычье гудение в звуки, воспринимаемые тенями как величайшую музыку, которую, кстати, иногда слышим и мы, Пастухи, поскольку она способна странным образом проникать сквозь межплоскостное пространство и отдаваться как здесь, в эфире, так и в плоскости неба, — о чем сообщали небесные Пастухи Пастухам нашим, исполняющим свои пастушеские обязанности в промежуточной плоскости, где соединяются несколько плоскостей и есть возможность межплоскостного общения особыми способами, здесь недоступными. Ну как вы считаете, пойдет этот бык в карнавальное стадо слушать те звуки, которые издает веселящаяся напропалую скотина? Он даже здесь, на дороге, не терпит ржание, блеяние и тем более мычание, и все Художники замолкают, как только появляется Иоганн и начинает гудеть. Вон видишь, Дуреха, интересующая тебя овечка при виде его сразу же перестала блеять стихи и даже спряталась за того вон коня в серых яблоках — кстати, конь этот с белой гривой: поэт ковыльных степей и иногда убегает с дороги и носится в табуне по степям, заряжаясь чувством свободы, необходимым ему для его вольных, раскатистых песен…

— А для чего же, Пастух, — спросила Сметанка, — все эти сущности выбирают Большую дорогу, если она так бесславна на плоскости, движение по ней требует полный отказ от всяческих удовольствий и развлечений, доступных скотине, и ко всему — глубоко одинока, поскольку стада или гурта, теперь понятно, из этих Художников не составишь?