К примеру, был в Чикаго один малый, занимался продажами в страховой компании и добился на этом поприще немалых успехов, да вот беда, временами у него бывали такие приступы депрессии, что коллеги всерьез гадали, в дверь он выйдет в конце рабочего дня или в окно. Руководство умоляло его пойти на операцию. И наконец он согласился. После удаления небольшого фрагмента префронтальной коры талантливый продажник стал продажником гениальным. В компании он побил все рекорды за время ее существования, и в знак признательности его сделали вице-президентом. Не учли одного — человек с префронтальной лоботомией в анамнезе, как правило, не силен в игре в наперстки. Едва обсуждаемый субъект перешел со знакомого ему поля продаж в мир крупных финансов, коллапс случился и с ним, и с вверенной ему компанией. Нет уж, лично я никому не позволю ковыряться в тонкой механике моей головы.
И тут мне как раз вспоминается произошедший на днях случай. Я принадлежу к небольшому кружку ученых, который имеет обыкновение раз в месяц собираться в закрытом кабинете маленького ресторанчика. Официальным поводом для встречи всегда является какая-нибудь научная публикация, но истинная причина кроется в том, что мы просто очень любим поболтать о самых разных вещах и предаемся этому занятию со всей разнузданностью. Педантам с тонкой нервной организацией на наших собраниях не место: высмеиваем друг дружку мы подчас беспощадно, а кому не нравится — так мы никого не держим. Сам я представляю собой нечто среднее между инженером и математиком, но большая часть моих товарищей подвизаются в медицине. А уж когда медики собираются кучей и начинают разглагольствовать на профессиональные темы… горе бедным нашим официанткам! Не стану утверждать, что свет электрических ламп становится синим, а в воздухе пахнет серой, но общую идею вы, думаю, уловили.
Доктор Уотерман среди нас пользуется большим уважением. Хотя он возглавляет государственную психиатрическую больницу, с виду его можно принять за процветающего владельца гастрономической лавки. Добродушный, толстый, приземистый, с усами как у моржа и ни намека на тщеславие. Обычно он приводит с собой какое-нибудь недоразумение — в этот раз его сопровождал высокий желтушный тип; имени его я не запомнил. У меня сложилось впечатление, что этот человек тоже из медицинских кругов, однако в его манере держаться чувствовалась некоторая скованность — такую иной раз можно наблюдать у геологов или инженеров, проведших долгое время вдали от цивилизации, где-нибудь в горах Кореи или в джунглях Борнео. В ней смешиваются неловкость от потери привычки находиться в человеческом обществе, излишняя застенчивость и гипертрофированная самокритичность. В самом деле, многим из этих ребят в первозданной глуши приходилось делать такие вещи, которые человеку цивилизованному трудно себе простить.
Уж и не помню, как речь зашла о фронтальной лоботомии — вроде кто-то из инженеров задал вопрос о целесообразности этой процедуры для своего душевнобольного дальнего родственника. У каждого из присутствующих было мнение на этот счет; некоторые высказались за, однако большинство, включая нейрохирургов, были настроены категорически против.
А дальше разговор перешел на автомобильные аварии и черепно-мозговые травмы у детей. Тема не самая аппетитная даже по меркам принятых в медицинской сфере бесед. Дискуссия разгорелась жаркая, мало кто слушал и замечал кого бы то ни было, кроме себя и своего непосредственного оппонента. И вдруг раздался грохот. Мы разом обернулись и увидели, что приятель Уотермана лежит на полу без сознания. На лбу у него выступили бисеринки пота. Уотерман присел рядом с ним и проверил пульс.
— Вряд ли что-то серьезное, — успокоил он нас. — Это пациент из нашей клиники, человек он весьма спокойный и воспитанный, вот я и решил, что ему полезно было бы немного развеяться. Страдает амнезией, мы и имени его не знаем. Наверное, зря я… Ладно, давайте вынесем бедолагу. Прерывать собрание нет необходимости.
Уотерман позвонил в больницу и велел прислать автомобиль, а кто-то из наших медиков поговорил с владельцем ресторана. Тот хоть сперва и растерялся, но потом велел нести пострадавшего в служебное помещение. А пациент наш тем временем стал понемногу приходить в себя. Было очевидно, что он находится в состоянии эмоционального возбуждения. Он бормотал что-то нечленораздельное, разобрать удавалось лишь отдельные слова — «банда», «маленький Пол», «Марта», «авария».
Уотерман принес из гардероба свою сумку и ввел пациенту успокоительное — вероятно, барбитурат. Вроде бы помогло.
Вскоре пациент открыл глаза. Голос его окреп, и речь стала вполне связной.
Уотерман — хороший врач и не мог упустить такой возможности.