Корсар

— Потому человек, остающийся, должен по-братски оберегать это забытое сердце и заботиться о нем.

XXI

Прислуживающая мусме — нэ-сан — в красивой одежде, опоясанной лиловым атласным кушаком, с изысканной прической, точно из полированного черного дерева, мелкими шажками прокралась в закрытую комнату и с шумом спустила шоджи с бумажными оконницами.

Жан-Франсуа Фельз, спавший на полу на циновках между двумя шелковыми стеганными на вате ф'тонами, вскочил и выпрямился, закутанный в огромное белое кимоно с синими разводами.

Уже в открытое окно виднелось море, еще по-ночному темневшее под небом, на котором бледнели звезды. Но на горизонте начинали вырисовываться дальние горы Амакуза и Шимабара. Рождалась заря.

— Рановато… — пробормотал Фельз.

Он просил, чтобы его разбудили как раз к восходу солнца. Но в гостинице, наверно, не было часов. Кроме того, нэ-сан, спустив последний шоджи — причем старалась изо всех своих слабых сил и прищемила себе пальчики — опустилась перед путешественником на колени с улыбкой такой невинной и такой вежливой, что Фельз счел бы малейший упрек со своей стороны непростительной грубостью. И так как она, очевидно, ожидала его приказаний, он собрал все свои познания в японском языке, чтобы спросить, чисто из вежливости:

— Фуро га декимашита ка?.. (Готова ли ванна?..)

Вполне уверенный, что в такой ранний час он услышит в ответ:

— Мада декимасен!.. (Еще не готова.)

Что и случилось.

Тем временем очень быстро волнистый хребет восточных гор начал все чернее выделяться на светлевшем все больше небе. Заря, странно внезапная и властная, прогоняла рассвет. Показались облака — сперва голубоватые, а потом сразу точно окровавленные, как будто какой-то воздушный меч рассек их. И вдруг все цвета: и алый, и серый, и голубой, — растаяли в чистом золоте. Море засверкало, играя блестками розовой меди и голубой стали. И, внезапно появившись над берегом и над морем, восходящее солнце засияло над всей империей — и казалось, что вся империя затрепетала от радости. Фельз отвернулся, ослепленный. По-прежнему стоя на коленях перед ним, маленькая служаночка жадно смотрела на лучезарное зрелище. Фельз видел в косых глазах быстрые отблески эмблематического светила… И это казалось отблеском таинственной гордости в смиренных японских глазах…

— Ванна высокородного путешественника готова!..

Это вошла вторая нэ-сан и упала ниц у дверей. Третья, за нею, просунула приветливую мордочку. И все вместе торжественной процессией повели Фельза к традиционной ванне всех деревенских «йядойя» — огромной деревянной лохани, наполненной почти кипятком.

Под очень внимательными, но совершенно невинными взглядами трех мусме высокородный путешественник сбросил свое белое с синим кимоно, перешагнул через обитый железом край лохани и уселся в ней на корточки. Его крупное тело белого человека на три четверти заполняло бак, сделанный по мерке японских тел вполовину меньшего объема. Его светлая и прозрачная кожа краснела под горячей водой. Обнаженный, он благодаря своей стройной и сильной фигуре казался совсем молодым, несмотря на серебряные кудри и бородку.

Любопытные три нэ-сан приближались к нему, вытягивали пальчики и осторожно прикасались к этой необыкновенной белой коже, чтобы увериться, что она такая на самом деле, а не накрашенная. И из трех крашеных ротиков сыпался милый детский смех.

Стены гладкого дерева сверкали такой чистотой, что можно было подумать, что их только вчера отстругали. Балки потолка казались совсем новыми. Синее кимоно — как только было сброшено на землю — было сейчас же заботливыми лапками поспешно поднято и унесено в стоявшее всегда наготове корыто для стирки. Другое кимоно, лиловое на этот раз, свежевымытое и благоухающее, ожидало, чтобы высокородный путешественник накупался как следует в горячей воде. Мусме уже развернули прекрасную мягкую креповую ткань и поднимались на цыпочки, чтобы дотянуться до надлежащей высоты…

Когда Жан-Франсуа Фельз вышел из ванны и завернулся в свежевымытое и благоухающее лиловое кимоно, ему показалось, что он ощущает на своих плечах реальное и осязаемое приветливое объятие старой Японии — учтивой, простой и здоровой…

XXII

Вокруг Моги все дороги похожи на аллеи парка. Фельз, пройдя куда глаза глядят с полчаса, повернув спину морю, очутился в конце густо заросшего, извилистого ущелья у опушки бамбуковой рощи.

Небо было ярко голубое, и солнце припекало. Фельз увидел срубленный ствол на краю дороги и присел.