Корсар

Фельз, глядя на залитые дождем поля и уже мокрые дороги, предвкушал неизбежную скуку долгого одиночества в своей пустой комнате, плохо согреваемой хибаши. Но он забыл об японской учтивости. Три нэ-сан, как только высокородный путешественник вылез из своей ванны-лохани, торжественной процессией проводили его в комнату. И так как высокородный путешественник не выразил желания немедленно сменить на европейский костюм утреннего кимоно, в которое его облекли, три мусме вежливо уселись на корточки на циновках и наперебой начали стараться развлечь его беседой одновременно и шутливой, и изысканной…

С японскими девчурками нетрудно болтать и даже флиртовать: высокородный путешественник довольно посредственно объяснялся по-японски, но его собеседницы соперничали между собой — кто его лучше поймет. Самые большие трудности были преодолены, и разговор шел об отсутствии солнца, о несносном дожде, о холоде, о бурях, об облетевших вишневых деревьях, лишенных своего розового наряда, — со всеми пристойными случаю оттенками сожаления, негодования, беспокойства, страха и грусти.

Фельз слушал, отвечал, соглашался, а главным образом рассматривал довольно близко самую хорошенькую из трех мусме — очень миленькую, хоть и полненькую, куколку, круглые и свежие щечки которой представляли забавный контраст с задумчивыми глазами и скромной улыбкой. Такие глаза, такая улыбка на личике гостиничной горничной в Европе могли бы удивить. Но в Японии часто маленькие работницы и смиренные крестьянки похожи на переодетых принцесс…

— Конечно, — размышлял Фельз, — когда маркиза Иорисака играла на кото, у нее были другие глаза… Но маркиза Иорисака редко играла на кото.

Он закрыл глаза. Потом, стряхнув с себя воспоминания, принялся решительно ухаживать за мусме: расспрашивал об ее имени, возрасте, обращая к ней все известные ему японские комплименты. Заметив это, две другие нэ-сан под искусными предлогами поспешили скромно стушеваться. Ибо на Дальнем Востоке, как и на Дальнем Западе, служанка гостиницы по профессии обязана оказывать много таинственных услуг высокородному путешественнику, удостоившему отметить ее среди товарок…

Оставшись наедине с О-Сетсу-Сан — она называлась О-Сетсу-Сан (весьма целомудренная девица), Фельз, боясь показаться невежливым, должен был воспользоваться случаем и прибегнуть к обычной манере обращения…

Как подобает благовоспитанной молодой особе, О-Сет-су-Сан сопротивлялась ровно столько времени, сколько полагалось: не слишком мало, не слишком много. И приключение закончилось, как кончаются тысячи приключений, декорацией которым служит запертая на ключ комната, а актерами — мужчина и женщина, искренно намеренные избавить друг друга от всякого лишнего неудовольствия и унижения…

Полулежа на циновках, Фельз, облокотившись о пол локтем, молча разглядывал свою минутную любовницу, молчаливо, как и он, стоявшую перед ним.

Она, даже отдаваясь, сохраняла редкий такт и умеренность. А приводя себя в порядок, она приняла очаровательную позу, полную истинной стыдливости и милой простоты.

— Она называется О-Сетсу-Сан… — думал Фельз. — И, в сущности, она просто маленькая проститутка. Но мне кажется, что японки всех классов — не исключая и этого — заслуживают названия «О-Сетсу-Сан».

Он продолжал разглядывать ее, безмолвный и неподвижный. Она призадумалась — желая угодить ему: чего он хотел? Надо ли ей смеяться или оставаться серьезной?.. Она решилась на полузадорную, полунежную гримаску и на робкую ласку протянутых к нему маленьких ручек…

Теперь они разговаривали. Осмелев, она возобновила прерванную болтовню; она предлагала ему один за другим те неизменные вопросы, которые задают своим любовникам, приехавшим из-за морей, все желтенькие, смуглые или черные девушки, которые — все равно где на земном шаре — отдают приезжим улыбку своих уст и объятия своих обнаженных рук.

— Откуда вы родом?.. Как называется ваша родина?.. Отчего вы покинули ваш далекий дом?.. Женщины, которых вы любили там, наверно, гораздо красивее и умнее, чем я…

Фельз в свою очередь расспрашивал ее. Где она родилась? Кто были ее родители? Было ли у нее много любовников? Много друзей? Много подруг? Была ли она счастлива? На каждый вопрос она отвечала сперва поклоном, потом длинной фразой, цветистой и большей частью уклончивой. А иногда замолкала после первого слова и смеялась, покачивая головкой, как бы говоря, что все это неважно и что радости и горести простой нэ-сан не стоят того, чтобы заниматься ими.

— Распахнутая одежда — замкнутая душа! — промолвил Фельз. — Вот бы что перевернуло мораль наших порядочных женщин, всегда готовых открывать свои самые интимные отношения. В Европе стыдливость служит только для внешнего употребления, тогда как здесь…

Он улыбнулся, припомнив цитату из Че-Кинга[28], которую приводил Чеу Пе-и: «На свою одежду из вышитого шелка она надевает простую тунику».

— Да!.. Такова была старинная китайская мода. Эти нэ-сан еще следуют ей. В других местах шелк носят сверху.