Корсар (СИ)

— Дай сюда, горемыка. — Забираю злосчастный коробок, достаю новую спичку, вместо поломанной, и высекаю огонёк.

Когда на кончике тонкой сигареты дрожат и трепещут оттенки оранжевого, Ира блаженно щурится и присаживается на белый табурет, откинувшись на окрашенную в светло-голубой стену.

— Рассказывай, что стряслось? Умер, что ли, кто-то?

— Ева, неужели только чья-то смерть может быть поводом для тоски?

— Ты можешь мне толком объяснить, что с тобой? Я чуть умом не тронулась, пока сюда ехала. Столько всего передумала, пересказывать стыдно.

Смотрит на меня сквозь завесу табачного дыма, а потом кривится очень уж жалобно, всхлипывает и закрывает лицо ладонями. Плечи вздрагивают, а у меня сердце кровью обливается, настолько она в этот момент кажется маленькой и несчастной. Точно ребёнок, впервые столкнувшийся с несправедливостью бытия.

— Ира, Ирочка, да что же с тобой? — Огибаю стол, плюхаюсь на табурет рядом с ней, и обнимаю за дрожащие плечи. От этого принимается рыдать ещё горше, захлёбываясь своей тоской, слегка подвывая.

— Он… — пытается что-то сказать, но от рыданий слов почти не разобрать, и я глажу Иру по спине, обнимаю крепче, чтобы попыталась хотя бы успокоиться.

— Ну-ну, кто он? Что? Петя твой что-то натворил? Он тебя ударил?

Засыпаю её вопросами, потому что понимаю: Петя может легко оказаться таким же, как его отец. Но Ира отрицательно машет головой, и я немного успокаиваюсь. Хоть не бил.

— Нет! — Высвобождается из моих объятий и делает очередную глубокую затяжку. — Он бросил меня. Сказал, что я слишком приставучая. Бро-о-осил!

Последнее слово то ли ревёт, то ли мычит, вытирая распухший нос рукавом растянутого домашнего свитера, свисающего с одного плеча.

— Петя тебя бросил, да? — переспрашиваю на всякий случай, хотя с первого раза всё отлично поняла.

И да, я, наверное, плохая подруга, но эта новость меня радует. Ничего, переплачет, но так, наверное, лучше будет для всех.

— Да! — выкрикивает и яростно тушит сигарету в банке из-под зелёного горошка, заменяющей ей пепельницу. — Он вчера ночевать пришёл, всё так хорошо было. Купили вино, фрукты, шоколад. Я приготовила ужин, надела лучшее бельё…

— Ира, ты же… — Делаю неопределённый знак рукой и многозначительно заламываю бровь.

— Да, девственница! Была. До вчерашнего вечера.

— Хм… ну, ладно. Понятно.

Внутренне сжимаюсь от осознания всей дерьмовости этой ситуации, прости Господи. То есть, получается, этот козёл бросил Иру на утро после её первой ночи? Лишил девственности, обвинил в приставучести и сбежал? Фу, какая гадость.

— Да… и я думала, что всё хорошо было. Больно немножко… ладно, сильно больно, но терпимо. Но ведь так у всех бывает, правильно?

Смотрит на меня, а взгляд её — больной и несчастный — ранит.

— Всякое бывает, все же разные, — отвечаю уклончиво, потому что не хочу каким-нибудь неосторожным словом ранить её ещё больше, насадить какой-нибудь комплекс.

— Но не суть, — трясёт головой, убирая упавшие на глаза спутанные светлые волосы. — В общем, почти сразу после… всего... он стал одеваться, а я думала, что позавтракаем вместе, потом, может быть, погулять поедем. Всё-таки должно же было это что-то и для него значить, правильно? Не только же для меня это важно?

Вздыхаю, потому что он-то получил от неё всё то, что хотел. Просто их планы на будущее не совпали.

— И ты хотела его остановить, да?

— Конечно. Я ведь люблю его, да и обидно немного стало.

Немного… представляю, насколько ей было обидно и больно от его поступка.

— А он всё равно ушел?

— Ага… — кивает и снова всхлипывает. — Ещё и накричал на меня, что я совсем никуда не гожусь, и вообще, он на девственницу не рассчитывал. Типа я обманула его. Но он просто не спрашивал! Да и мне же не сорок лет, чего я должна уже опытной быть?

Вздыхаю, представив себя на её месте, и крепко зажмуриваюсь, чтобы впервые в жизни не заругаться во всё горло отборным матом.

— В общем, он ушёл. А я вот… — Обводит рукой кухню, в которой царит бардак.

— Пьёшь и морально разлагаешься.

Не спрашиваю, утверждаю, а она кивает и смеётся — хрипло, надсадно.

— Ага. Присоединяйся.

Пить мне совершенно не хочется, да и, судя по Ире, ей тоже достаточно. Вздыхаю и, поднявшись на ноги, подхожу к окну. Там где-то Роджер ждёт моего звонка или возвращения. Нужно набрать, сказать, что задержусь, потому что одну Иру не оставлю, а ему нечего знакомиться с ней при таких обстоятельствах. Она мне потом этого не простит.

— Ненавижу мужиков, козлы придурочные, — бурчит, гремя посудой, а я ищу глазами Роджера, а когда нахожу, сердце делает кувырок, падая в пятки.

— Господи ты боже мой! — выкрикиваю и бегу к двери.

Ира что-то орёт мне вслед, но я не слышу. Не до неё сейчас, честное слово.

Пока сбегаю по лестнице, рискуя сломать себе шею в любой момент, попутно ищу в телефонной книге номер Викинга. Я записала его в день нашей встречи в «Бразерсе», о которой так и не знает Роджер. Мне нужно, чтобы он приехал сюда, потому что беда почти уже случилась. И одна с ней могу не справиться.