Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

В 1581 году инспектором уже был капудан-ы дерья Улудж Али. Султанский фирман извещал, что идет молва о «бесчинстве» по отношению к «реайя и берайя» [берайя – подданные, свободные от налогов и имевшие право носить оружие], которые подчинялись Улуджу Хасану, бейлербею Алжира; при необходимости капудан, оставив вместо себя египетского бейлербея Ибрагима-пашу, должен был вместе с флотом отправиться в Магриб, лично разобраться в том, что происходит с народом, и «любой ценой восстановить порядок» в западных оджаках[1969]. В прошении, с которым в 1595 году обратилось население Триполитании, говорилось, что бейлербей, единолично завладев торговлей верблюдами и овцами, получает впятеро больше, нежели положено; и Стамбул, очень чутко реагировавший на все проблемы, связанные с государственными ценами, приказал немедленно разобраться[1970]. В том же 1595 году другой султанский приказ предостерегал бейлербея и кади того же вилайета, запрещая брать лишние налоги с населения[1971]. В 1587 году похожий приказ дали санджак-беям Туниса[1972].

Порой тех, кто превышал свои полномочия при исполнении обязанностей, по возвращении в Стамбул ждали большие неприятности. Когда в 1568 году сняли с должности Мехмеда-пашу, сына Салиха-реиса, он вернулся в столицу и за угнетение народа был брошен в темницу и заточен в крепости Едикуле («Семибашенный замок»). Но если мы посмотрим на то, что он с собой привез в тюрьму Терсане-и Амире (помимо прочего, у него забрали рабов), сразу же станет ясно, что проверка касалась финансов. По словам байло, добра оказалось не так уж и много, как предполагали, и именно это, должно быть, спасло жизнь Мехмеду-бею[1973].

Впрочем, если говорить об угнетении и вражде, нельзя не сказать о янычарах. Грехов у них было немало: могли, творя произвол, рубить простолюдинам руки или просто убивать[1974]; вмешивались в дела по гедикам и теракки, иными словами, влияли на новые назначения и повышение жалованья[1975]; собирали деньги с населения, каждые полгода меняя стражу там, где об этом никто не просил[1976]; постоянно назначали начальников без согласия на то бейлербея[1977] и не подчинялись приказам командиров[1978].

Кроме того, росли налоги – из-за того, что янычары постоянно требовали повышения по службе и денег и от каждого нового бейлербея, и от султана, когда тот восходил на престол[1979]. Пропасть, в которой терялись финансы, все ширилась, и невозможно даже представить, чтобы Магриб, территория которого непрестанно сокращалась[1980], справился с этой ситуацией сам.

Османы время от времени отваживались на риск, когда приходилось делать сложный выбор между притеснением народа и успокоением возможного янычарского бунта. Например, в 1582 году приказано исключить из оджака всех бесчинствовавших янычар[1981]. Через пять лет приказ, отправленный в Триполи, требовал принять все меры для того, чтобы янычары больше не вмешивались в дела местного населения[1982]. Они тогда перешли все возможные границы: душили реайя налогами, захватывали их имущество и наследство покойных, и не позволяли никому жаловаться бейлербею. Впрочем, даже последнему не удавалось избежать их произвола. Перед тем как отправиться в провинцию для сбора годового налога с кочевых племен, янычары потребовали от него 3000 золотых и каждые два-три месяца меняли своих аг[1983]. Наконец Стамбул вмешается в ситуацию по просьбе местных шейхов[1984] и примет меры против бесчинства янычар[1985]. Те противились бейлербеям еще до начала эпохи деев и ага. В 1595 году потребовалось издать отдельный приказ, чтобы янычары не похитили имущество бейлербея Мехмеда, переправляемое из крепости на корабль, поскольку тот, сложив свои обязанности, готовился к возвращению в Стамбул[1986]. В том же году тунисские янычары попытались захватить и кафиров-невольников – гребцов, тянувших весла на баштарде прежнего бейлербея[1987].