Косьбище

Собственная глупость: я так воодушевился, что выскочил из своего укрытия как комсомолец из окопа в 41-м. «Ура!». И побежал. К этой куче каких-то мужиков в крыльях и клювах. И добежал. Ага. Мой дрючок… Здесь он — как трёхлинейка против танка. А писало и на «коктейль Молотова» не тянет. А моих-то ещё нет. А эти-то — матерятся и расцепляются. Сдёрнули маски с клювами, один с крыльями своими возится, второй откуда-то из одежды топор вытащил.

– Ну-ну, иди-ка сюда, малой. Ближе, ближе подойди.

Как-то я рановато прибежал. Как-то… лучше я попозже зайду. Я начал отступать, наставив на мужика свой дрючок. Второй тоже уже поднялся на ноги. Тоже… ножичек в полметра в руках. Тут краем глаза я поймал движение в воротах. Ещё один «птиц» на мою плешивую головёнку?!

– Глава 83

В щель между створками ворот вдвинулась здоровенная волчья башка. Зверюга внимательно осмотрела нашу скульптурную группу и… улыбнулась. «Зверская улыбка». А как ещё назвать такой… хорошо заметный в сумерках широкий оскал? Большие у него зубы. И очень белые.

" — А скажи-ка мне бабушка: для чего у тебя такие большие зубы?

— Чтобы улыбаться. Светло и широко, внученька»

Так вот кто рычал с той стороны! Так вот кого эти «птицы» испугались! Как гласит русская народная: «Клин — клином». И отнюдь — не журавлиным.

Всё правильно: деда Пердуна я убил — должен князь-волк появиться. Вот он и пришёл, а тут «птицы» с топорами, клювами и матерками. Не информированные о моём походном зверинце. «Минус на минус даёт…». Неважно — чего он даёт, важно, что есть шанс пережить и этот нерест. Или как там оно у птиц называется?

Костюмированные мужички начали пятиться, волк рыкнул, они попятились быстрее… Рельеф местности за прошедший вечер несколько изменился, попятное движение на строительной площадке рекомендуется выполнять только при наличии исправных зеркал заднего обзора. А в их костюмах такая важная деталь предусмотрена не была. Выгребная яма как ловушка для говорящих нехорошие слова пернатых… Срабатывает вполне эффективно. Хорошо, что яма ещё пустая. Ещё не хлюпает и не чавкает. Мужики с криком слетели туда. Как воробышки на крошки. Даже без помощи крыльев. Но — громко чирикая. Повторили набор известных словосочетаний и умопостроений, отряхнулись и начали выбираться. И тут подошли, наконец-то, мои.

«Зоомагазин. На жёрдочке сидит попугай. К каждой лапке привязано по верёвочке. Продавец расхваливает товар, покупатель интересуется деталями:

– А верёвочки-то зачем?

– Если дёрнуть за левую — птица будет говорить по-английски. Если за правую — по-французски.

– А если за обе?

– (Попугай не выдерживает и вступает в процесс ценообразования на русском) Дур-р-рак! Я же свалюсь!»

Можно обойтись и без верёвочек — не на прилавке. Как говаривал развесёлый новогородец Васька Буслаев, набирая себе дружину в ушкуйники: «Беру всех. Кто выпьет ведро зелена вина в один дых. Да стерпит мой червлёный вяз в голову». А ведро-то у него — русское, в двенадцать литров, а дубинка-то у Буслая былинная — в четырнадцать пудов. Нет, эти «яйца-несущие» в ушкуйники не годятся — даже еловую жердь в голову не «терпят» — валятся.

Или я так сильно правильно Сухана учил, что при ударе важна не масса, а скорость? «От перемены мест сомножителей произведение не меняется». Это про кинетический импульс. Или даже хуже, по Эйнштейну, — Ё равно эмце квадрат. Где «це» скорость той жерди еловой, которой цепляют болезного по разным частям его тела. А «Ё» — звук, который издают все присутствующие, наблюдая за полётом тела. Пока ещё, слава богу, не небесного.

Волчара потянул носом воздух, вошёл во двор и шагом направился к прикрытому собственной рубахой и скошенным бурьяном телу Перуна.

– Не трожь! Он ко мне пришёл.

Ноготок при виде зверя начал тискать свою секиру, перехватывать её поудобнее. Не надо. Дразнить князь-волка — глупо и небезопасно. И вообще — имеет место быть регламентное явление моей анимированной совести. А её топором не зарубишь.

До чего же ты дошёл, Ванюша, в этом диком средневековье! Вместо нормального, аргументированного проверяемыми и общеизвестными фактами, обсуждения и убеждения — собственные глюки материализуешь и ими людей пугаешь. Глюк для попаданца, как булыжник для пролетария — оружие, которое всегда под рукой. Так что, Ванюша, — применяй, развивай и совершенствуй. В идеале будем иметь аттракцион: «Глюконавт без намордника». Но всё это — позже. Пока времени нет — зверюга внимательно обнюхала относительно несвежего покойника, ощерилась и зарычала на него. Прежде такого не было — моя «совесть» на мёртвых не рычала. Или у них какие-то личные отношения были?