Косьбы и судьбы

В ответе на прямой вопрос, сразу выясняется, что Толстой при всей его помещичьей нелюбви к «фабричным», вовсе не мракобесный обскурант: «То же возражение, что для книги и железной дороги нужно лезть под землю за рудой и в доменную печь, то это же нужно делать и для сошника, лопаты, косы. И в том, чтобы… лезть под землю за рудой или работать у доменной печи, нет ничего дурного, и я, когда был молодым, да и всякий хороший молодой человек охотно полезет из молодечества под землю и будет работать железо, если только это не будет принудительно и будет продолжаться не всю жизнь по 10 часов и будет обставлено всеми удобствами, которые придумают наверно люди, если только все будут работать, а не одни наемные рабы» – Толстой Л. Н. Письмо П. В. Веригину Ясная Поляна 14 октября 1896.

Каков, однако, молодец! Хоть сейчас – в профсоюзные вожаки!

Простая очевидность

Десятилетия начётнического подольщения к «гегемону», исказили смысл слова «работа». Им стали называть даже караульное табуреточное сидение. Но хоть некоторые актёры со слухом вспомнили старинное «служу на театре». Господа прочие «служивые», ну поймите же, что у вас другое – честь. Отбивайте уважение к ней по своей «линии», и не путайте себя ложью якобы деланной «работы». Правда, есть командные должности, «перекрученные» с «трудом», «но кто говорил, что будет легко?».

Невнятность понимания труда хорошо отражена в добротной профессиональной мемуарной литературе Василия Ершова. Особенно важно, что это слова человека труда привилегированного. И отнюдь не в оплате (хотя она сравнительно и заслуженно высока), а в исключительной совокупности личных качеств, требуемых и «всего и сразу», и попеременно: физического и психического здоровья, смелости и спокойствия, памяти и быстрого соображения, педантизма и импровизации – да что только не нужно пилоту!

Но как далеко такая сложная деятельность заводит от непосредственного ощущения «труда»: «Мутный поток информации захлестывает и так едва тлеющие огоньки истинных человеческих ценностей. А без них, зачем жить.

Кому нужно трудолюбие как самоцель? Жалок человек, понимающий, что нельзя сидеть без дела, – но не ведающий, как это можно просто сидеть и мыслить. Он сам вкалывает с утра до ночи, воспитывает так же своих детей, – внешне это выглядит очень порядочно, нравственно, а на деле – от бездуховного. Или труд уже сам по себе духовен? Труд раба? Но видно же, что когда человек считает сидение и болтовню с семьей, с детьми, – пустою забавою и идет от семьи в гараж, потому что там – дело, дело, дело, – это перекос нравственный. Эдакий гомо вкалывающий.

Но ведь вначале была мысль, потом – слово, а потом уж действие – не так ли? Я уже не говорю о вещизме. О стремлении добыть, добыть, добыть, – честным трудом, заработком, приработком, шабашкой, двадцать пять часов в сутки…».84

Вот тебе – на! Допустим, переэксплуатация, мотив понятен, вызывает сочувствие и риторический вопрос: «где профсоюз?!». Но как легко, не желая этого (В.Ершов – большой, заслуженный труженик) можно унизить труд. Представить лишь естественно-присущей, безлично-бессмысленной способностью…. Склоняться перед мечтой о якобы существующей «чистоплюйной мысли». Вот такие чистоплюи и составляют невозможные тарифные, разрядные и прочие «сетки», «графики» и прочее…. Но нерешён (да и задан ли) вопрос – а возможно ли вообще абстрактно справедливо со стороны обременить трудом?

Труд – единственная форма существования «человеком». Природа не может восуществиться в свою высшую «рациональную» форму движения, иначе, чем как через разумную деятельность человека – непрерывного преобразования самой себя. Человек для себя – это навыки и умения, начиная с речи, более ничего… и этого достаточно для всего. Труд невозможен без опыта, опыт невозможен без общения, общение невозможно без понимания. Труд человеческий, а не зачаточный животный, да и там – то же. Грань отличия труда уже собственно человеческого проходит не в этом месте. Отсюда в обратную сторону: как только в проживание жизни (личное потребление) вложено меньше труда, чем необходимо для поддержания этого уровня, в том числе и попутной необходимости взаимного «со-общения», человек становится паразитом. О-о-о! он может быть очень большим профессионалом в области «одностороннего флюса»!

Нет ли в неуёмном стремлении к аскезе духовно-продвинутых «всех времён и народов» – поиска точки непотребления во имя свободы размышления? Мудрец совестью ощущает нравственный долг непременно отработать «излишек», а на это всегда так жаль времени. В самоограничении уже нет необходимости – настолько выросла выработка, но справиться с изобилием морально может быть не менее трудно.

«… Рано. Скосил Главное несчастье наше – это то, что мы потребляем больше, чем работаем, и потому путаемся в жизни. Работать больше, чем потреблять, но может быть вредно. Это высший закон». – Толстой Л. Н. «Дневник» 14 июня 1884.