– Хорошо, бабушка, я уж давно готова, – ответила Матрена.
Упыриха вновь строго взглянула на Матрену и скрылась в избушке, а Матрена остановилась у крыльца, понюхала собранные травы и подняла лицо к небу, что висело высоко-высоко над старенькой избушкой и Большой горой.
– Как же хорошо! Как хорошо! – прошептала Матрена, – А избавлюсь от Кощея, будет еще лучше!
Из леса вдруг послышался тревожный крик сойки, и улыбка сошла с лица Матрены. Она поежилась, почувствовав, как от леса тянет вечерней прохладой. Снова на нее накатило беспокойное чувство, показалось, что кто-то смотрит за ней, прячась за деревьями. Матрена поспешно взяла корзинку с травами и вошла в избушку.
***
На следующее утро Матрена все сделала так, как ей велела Упыриха. Она тщательно вымылась, натерлась заговоренной солью, которую дала ей ведьма еще с вечера. Накормив детей, Матрена уселась у окна ждать вечера. Сегодня ей нельзя было работать и даже выходить на улицу, так наказала Упыриха. От безделья в голову лезли разные мысли. Чтобы хоть как-то отвлечься от них, Матрена попросила ведьму рассказать ей о матери.
– Чего рассказывать? Была дочь, да ушла к людям по своей дурости. Там и померла, аки сирота бездомная.
Старуха махнула рукой и отвернулась, давая понять, что она не желает говорить об этом, но Матрена не унималась.
– Ты же ведьма. Почему ты ее от смерти не спасла? Дочь свою не пожалела! Мне без матери, знаешь, как плохо было? Никогда себя родной в доме тетки Серафимы не чувствовала! – с укором произнесла она.
– Мать твоя знала, что я могу помочь. Думаешь, я не насылалась, когда она заболела, да зачахла? Еще как насылалась, зазывала обратно домой. Да только сама она возвращаться не захотела. “Не желаю с ведьмой связываться, лучше помру!” – так она мне сказала, а через неделю, и вправду, померла.
– Чем же ей твое ведьмовство так не угодило?
Упыриха помолчала, задумчиво глядя в окошко.
– Ведьмы есть ведьмы. Мы много добра можем сотворить, но зла творим тоже много. Люди боятся нас, ненавидят, плюют нам в спины и крестятся, встретив на пути. Но потом, все равно, за помощью идут к нам…
– Но ты же вырастила ее! Ты была ее… матерью! – на последнем слове Матрена всхлипнула от переизбытка чувств.
Упыриха же горько усмехнулась.
– Наверное, я была плохой матерью. Что ж поделать? Людей-то я не люблю, а вот взяла и народила дочь от мужичонки, который пришел ко мне тоску сердечную изгнать. Приглянулся он мне, опоила я его дурман-травой так, что он не только зазнобу свою в миг позабыл, но и в меня по уши влюбился. А мне, вроде бы, поначалу и лестно было, уж мы с ним миловались так, что думала я, что он меня, ненасытный, погубит! А потом опостылел он мне, надоел, как комар вечерний. Я его тогда в деревню отослала, он поначалу ушел, но возвернулся. Долго я с ним боролась – прогоняла от себя. Только он ни в какую оставлять меня не желал! Вот что лихая дурман-трава натворила! И тогда я решила мужичонку этого погубить.
Матрена после этих слов напряглась, взгляд ее стал тревожным. А старуха продолжала все так же тихо и спокойно свой рассказ:
– Надоел мне возлюбленный мой, вот я и извела его. Потом уж поняла, что он меня успел обрюхатить… Выносила, родила ребятенка – девку, мамку твою. Не до нее мне тогда было, вот она и росла сама по себе, как сорняк. Зато все с ранних лет делать умела. Вот и выходит, что баба я плохая, мать – тоже плохая. Зато ведьма я хорошая!
Упыриха вдруг стукнула кулаками по столу и закричала на Матрену:
– Хватит уже с меня этой болтовни! Идти мне надо, а ты сиди, готовься к обряду!
Старуха выскочила из избушки, точно ужаленная. Ее седые волосы торчали в разные стороны, щеки разрумянились. Матрена смотрела ей вслед, обхватив себя руками и задумчиво качала головой.
– Вот так история!
На душе у Матрены после услышанного было нехорошо, неспокойно. В это время проснулся и захныкал один из младенцев. Матрена взяла сына на руки и крепко прижала к себе.
– Я не буду такой, как она! Я возьму ее силу, но никогда не стану таким безразличным чудовищем…
***
Вечером перед покосившейся избушкой Упырихи разгорелся большой костер. Поленья громко трещали, выбрасывая вверх столпы ярких искр, алые языки пламени то прижимались к самой земле, то взмывали к черному небу. На земле рядом с костром была разложена длинная черная рубаха, вокруг которой лежали охапки полевых цветов. Старая ведьма, облаченная в такую же рубаху, сидела тут же, с закрытыми глазами она шептала себе под нос заклинания. Пламя костра бросало тени на лицо Упырихи, отчего казалось, что она корчится в страшных гримасах. Выглядело это жутко, но Матрена, стоящая на крыльце, в чем мать родила, понимала, что назад пути нет. Она согласилась принять ведьмину силу, и теперь уж ей никуда от этого не деться.