Кощеевич и война

— Ну да… Чей же ещё. Мог бы и не спрашивать. — Радосвет на мгновение задумался и вдруг шагнул вперёд, приник к решётке. — Смертнику последнее желание положено, так?

Мрак зачем-то глянул на двух своих спутников, стоявших с каменными лицами, и нехотя буркнул:

— Вроде как положено.

— Тогда хочу перед казнью с отцом встретиться.

Яромир удивился: зачем? Впрочем, он сомневался, что царь осмелится спуститься в подземелье. А если царевича поведут наверх, можно попробовать сбежать по пути. Хорошая идея.

— Царь не хочет тебя видеть, — покачал головой Мрак. — Он давеча ясно дал это понять.

— Что, даже на казнь не придёт полюбоваться? С сыном единственным проститься кишка тонка? — выплюнул Радосвет.

— Того не ведаю… — Злорадство, с которым Мрак командовал: «Па-адъём!», куда-то подевалось. На смену ему пришла неловкость. Может, даже сочувствие.

Царевич, почуяв слабину, продолжил напирать:

— А тебе самому нравится происходящее? Считаешь, что царь прав? Думаешь, всё это справедливо?

— А что я? Моё дело маленькое. Чё приказано, то и выполняю. — Мрак звякнул связкой ключей.

— Выходит, ты не человек, а инструмент бездушный? Как те ключи, что у тебя в руках. Куда повернут, туда и повернёшься?

— Зубы мне не заговаривай, предатель! — вскинулся Мрак. — Царю, небось, тоже в уши пел, а сам спал и видел, как отца извести. Нет тебе веры! Последнее желание придумал? Так говори. Но не проси невозможного.

Слова царевича его явно задели. Может, где-то в глубине души Мрак сомневается в своей правоте? Яромиру казалось: стоит немного поднажать, и треснет броня, за которой бравый вояка спрятался от истины. Он даже попытался воззвать к воинской чести, но Мрак замотал головой:

— Царь лучше знает. На то он и царь. Не наше дело — сомневаться. С трона видней, кто вражина подлый, а кто друг.

— Тогда мне от тебя ничего не нужно, — процедил Радосвет сквозь зубы.

— Вот и славно. А ну-ка просунь руки сюда, я свяжу. Молчан, ты вяжи второго.

Яромир и не подумал облегчить тюремщику задачу, остался сидеть, насвистывая. Ещё и зыркнул вызывающе: мол, попробуй. А мысленно то ли умолял богов, то ли подначивал нерасторопного Молчана: давай, просто открой дверь и зайди, а уж я попытаю счастья. Ничего, что один против троих. Как-нибудь сдюжу.

— Значит, придётся по-плохому, — посетовал Мрак, доставая из кармана табакерку. Открыл её и дунул. — Ф-фух!

В воздух взвилось серое облако. От зачарованного порошка вмиг заслезились глаза и захотелось чихать. Пока Яромир тёр нос и пытался проморгаться, к нему уже ворвались, окружили и скрутили, ткнув лицом в вонючую солому.

— Нравится?! — торжествовал Мрак. — Сам приготовил. Слёзный порошок — высший сорт.

— Ну и гад же ты… — только и смог вымолвить Яромир, лёжа на холодном полу и содрогаясь от приступов чихания.

— Не гад, а зельедел. Редкое чародейское ремесло, между прочим. — Присев, Мрак рывком приподнял его за волосы. — Так, ребяты, подымайте этого дурака. Вот так, под руки. Да держите крепче. А то знаем мы таких, шибко борзых.

— Редкое, как же! Любой целитель — апчхи — так же может! — Яромир попробовал вырваться, но вдруг понял, что обессилел. Руки-ноги не слушались, колени подгибались. Похоже, порошок был коварнее, чем казалось.

— Неча тут зубоскалить. Я себе цену знаю. Царь меня не приблизил бы, коли я бы только мечом махать умел. А ты теперь даже того не можешь, только гавкать и остаётся. Н-но, пошли! Там палач ужо заждался.

Мрак мстительно отвесил Яромиру пинка под зад. Царевича пнуть не осмелился — и на том спасибо.

* * *

На заднем дворе — даже не на главной площади, где обычно казнили преступников, — за ночь сколотили помост. Боится, значит, царь народного гнева. И не зря: царевича в Светелграде любили, наверняка попытались бы отбить. Жаль, из Яромира защитник вышел никудышный… От этой мысли у него аж дыхание перехватило. Так вот какова на вкус вина — хуже полынной горечи.

Блуждающий взгляд Яромира остановился на плахе, в которую был воткнут острый топор с длинной рукоятью. От этого зрелища кровь леденела в жилах, но отвести глаза он тоже не мог. В голове мутилось от проклятого порошка. Ноги совсем отказали, и стражники, покрепче подхватив парня под руки, волоком подтащили его к помосту. Стыдно. Ещё подумают, что он от страха сомлел.

Небо уже светлело. Двор тонул в предрассветном золоте, волосы трепал свежий ветер, в котором чудился запах долгожданной весны. В такие дни особенно остро хочется жить. Даже во время колдовской зимы сердце не переставало верить, что война закончится и тепло вернётся. Однажды вновь зацветут молодильные яблони в чудесном саду, люди отстроят сгоревшие маковки теремов, а на полях былых сражений вырастет рожь… Жаль, они с Радосветом этого уже не увидят.

— Ты — первый, — раздалось над ухом.

Яромир выпрямил спину и, шатаясь, встал на ноги — каким-то чудом, не иначе. Но его тут же одёрнули:

— Да не ты! Царевича просим. Пожалуйте!