Кощеевич и война

— Камни из ожерелья. С большим трудом добыли.

Точно! Теперь Лис вспомнил. Значит, опасения оправдались: сила Доброгневы больше не заперта. Но оправу можно восстановить, и, если сестра осмелится лезть, куда не просят, ему будет чем ответить. Теперь бы только спрятать их понадежнее.

— Молодец, Олир! Велю тебя наградить. За такое и шапку серебра не жаль! — расплылся Лис в улыбке.

Все-таки бывают нынче и хорошие новости.

— Спасибо, княжич! Непременно выпью за твоё здоровьичко. А потом куда мне? Опять в сторожку у замка караулить?

— Да, нам нужен свой человек в тех краях.

Дядька Олир помрачнел, видно было, что поручению он не слишком рад.

— Что-то не так?

— Наши-то ребята сражаются, а я в лесу штаны просиживаю да грибы ем. Только мне от них уже во! — провёл он рукой по шее. — Тошно. Да и семью я давно не видел. Страсть как соскучился.

— Так ты в бой хочешь или родных повидать? — не понял Лис.

— А одно другому не мешает. Все мои — здесь. Сынки воюют, жена кашеварит. Только мне их обнять не дали. Оджин твой — ух, злой, как огнепёска! — посадил под замок. Дескать, пока княжич не вернётся, неча по лагерю шастать.

Тут Лис подумал: а Оджин-то не промах! Бдительный малый.

— Ты свободен, ступай к семье. А коли до рассвета останешься, можно и в бой. Но потом возвращайся в Мшистый, понял?

— Как тут не понять! — просиял Олир. — Спасибо, княжич. Век твоё добро помнить буду!

Когда он ушёл, Лис открыл мешочек и принялся перебирать драгоценные камни.

Кощей любил гранаты и часто вставлял их в украшения. Говорил, мол, это самый мощный колдовской камень. Лису в его венце достались красные, а Доброгневе более редкие — зелёные, крупные, с острыми гранями. Убедившись, что камни те самые, Лис спрятал их в ларец, запечатал заклятием и сложил под подушку.

Выпив ещё одно восстанавливающее зелье, он достал заготовленную берестяную птичку-весточку и оживил её своими чарами.

— Слушай и запоминай. Лети к Третьему в Волколачий Клык. Скажи, пусть собирает всех умрунов и ведёт сюда. Пора поставить Дивье царство на колени!

Княжич подкинул птичку, и та, весело чирикнув, выпорхнула в дымовое отверстие.

А теперь — всё-таки спать. Наутро навье воинство ждала славная битва, и сердце Лиса пело от предвкушения!

Глава двадцать первая Со строптивыми непросто

В последнее время Яромир чувствовал, будто удача отвернулась от него. А всё из-за Душицы. Зря ей пытались объяснить про Горностайку и его великую любовь, не угасшую даже после смерти. Вздорная девица ничего слушать не пожелала. Прямо так и сказала:

— Не трать слова попусту, старшой. Мне достаточно того, что я видела и слышала. Ладно, ты… Но Северница! — Она шагнула вплотную к Радмиле, всё ещё сжимая в руках обнажённые клинки, и выдохнула той в лицо: — Как ты могла? Мы же тебе верили! Думаешь, если ты знатного рода, тебе любая подлость с рук сойдёт? Как бы не так!

Сестра даже бровью не повела.

— Так иди и доложи воеводе. И если он сочтёт нас виноватыми — что ж, мы с Яромиром готовы понести наказание. Пускай всё решится по суду и по справедливости.

Её голос был холоден, как льды Кощеевича, Душицу же, наоборот, трясло от ярости — жаркой, как огонь.

— Да вашему суду в базарный день грош цена! Давеча вон видела, как вы своих выгораживаете. А на простой народ вам плевать! Горностайка за вас жизнь отдал, а вы… — Она захлебнулась на полуслове, но сдержала рвущиеся наружу рыдания.

— Тогда сразись со мной, и пусть боги решат, кто прав. Или в справедливость богов ты тоже не веришь?

Радмила сверкнула глазами, и Душица попятилась. Как многие выходцы из дальних деревень, она была очень набожной. Но теперь на её лице читалось сомнение.

— Уже и не знаю… — Душица заговорила хрипло и обречённо. Как будто выплеснула весь гнев в недавнем крике, и внутри стало пусто. Она вложила мечи в ножны и повторила за Яснозором: — Дивьи люди не должны сражаться друг с другом, пока у нас есть общий враг. — И добавила уже от себя: — Поэтому мы с братьями уходим. Сейчас же. Нет сил смотреть на ваши холёные рожи.

Этого уже Яромир не смог стерпеть:

— Стой! Куда? Это же дезертирство!

— Заткнись! — оскалилась Душица. — Мы продолжим воевать топорами и вилами, если понадобится. Но без вас.

Отстегнув от пояса казённые клинки, она швырнула их под ноги Яромиру и Радмиле, прошипела:

— Будьте вы оба прокляты! — и вышла из шатра.

Яромир хотел было броситься следом, но сестра поймала его за рукав:

— Пусть уходит.

— Но…

— Прошу тебя, брат. Так будет лучше.

Яромир, немного подумав, согласился. Они с Душицей и раньше вечно тявкались, как пёс с лисицей, а уж после всего, что случилось…

Ему не понравилось, как легко сестра готова была пойти на суд. Неужто не чувствовала за собой вины? И Яромир не преминул её укорить:

— Ты плохо поступила с Горностайкой. Лучше дала бы мне прекратить его мучения ещё тогда, вместо того чтобы отправлять заложного мертвеца к Лютогору.