О пути полюдья знали все – уже лет сто, а то и двести полоцкие князья ходят в полюдье одним и тем же путём. И весть о том, что, придя в Моховую Бороду, Бранемира Глебовна остановилась там на несколько дней, никого в округе не удивила. Хозяин Моховой Бороды – тесть Всеславля ближнего
И никто из окрестных кривичей не обзарился бы ни на какую награду, чтобы указать врагам путь к княгине.
До сего дня.
Сегодня охотник до награды нашёлся. Не до той награды, которую мог бы дать князь, до награды иной – до неё, Гордяны.
Ну, Корнило, не ждала такого даже и от тебя!
– Ну же, Корнило! – крикнул Серомаха, горяча коня.
Сын нарочского старосты грязно и многоступенчато выругался и толкнул коня пятками. Оба всадника заворотили коней и ускакали.
Гордяна разжала зубы, перевела дух и задумалась, слизывая кровь с прокушенной ладони.
Мстиславичи едут в Моховую Бороду, но для конного прямой дороги туда нет. Они в обход поедут, через брод, мядельским берегом. А вот она… она, коль напрямик, по поваленному летним ветром дереву – вполне может успеть и раньше.
Нет, не может – должна успеть!
Тучи наползали с севера тяжёлые, мрачные, серо-свинцовой пеленой застилая окоём. Княгиня отворотилась от окна, уронила оконницу, отсекая доступ холодному воздуху в жило. Покосилась на стелющийся под кровлей серый дым, который вытягивался в дымник, вздохнула.
На душе было тяжело.
– Случилось чего, матушка-княгиня? – Купава уже была рядом. Несмеянова жена, новая хозяйка Моховой Бороды, порой даже раздражала Бранемиру своей заботой, всегда оказываясь рядом, хотя у самой был маленький ребёнок – родился в Комоедицу, тогда же, когда и её, княгини, младший, Ростислав. В один день. Но княгиня своего раздражения сумела ни разу не выказать – за два десятка лет замужества за князем научилась принимать заботу о себе как должное. Да и стыдно было гневаться на хозяйку за заботу.
– Н-не знаю, – сказала Бранемира, морщась. – Давит что-то… непонятно что. Предчувствие какое-то, что ль…
Предчувствиям бывшая Мокошина
– Ты вот что, Купава… – проговорила она. – Скажи-ка своим, чтоб коль чего, так готовы были… мало ли что…
Купава глянула со страхом – глаза в пол-лица. Подозрительно глянул на княгиню старшой походной дружины,
– И ты бы своих людей предупредил,
И почти тут же кто-то заколотил в ворота.
В сенях босые ноги (Купава не успела даже ноги в
– Прими хозяйка! – хрипло сказал вой. Купава смутно припомнила его назвище – Огура, кажется. Вспомнилось ещё ни к селу, ни к городу, что он говорил по-словенски с ясно слышным литовским альбо ятвяжским выговором. – В ворота вот стучала, тебя требует, да госпожу княгиню.
– Д а кто ж ты такова, милая? – удивилась Купава, поднося огонь лучины ближе к девичьему лицу. И отшатнулась – Гордяна! И вспомнила. Всё вспомнила – и Купалье в позапрошлом году, и красавицу первую, чей венок ручей прямо к ногам Несмеяновым принёс. И свою ревность тогдашнюю.
Девушка была почти в беспамятстве.
– Отворяй скорее! – повторяла она, словно её не пускали в дом или во двор, и молодой женский голос рвался и дрожал от страха. – Я это, Гордяна!
– Чего надо тебе?! – спросила Купава враждебно.
– Купава, да скорее же! – Гордяна мало не плакала. –
Ахнув, Купава попятилась, схватилась за дверную рукоять, и тяжёлое дверное полотно словно само собой отворилось. Пахнуло теплом, и, пройдя в
– Ох, ты, и без кожуха, и без свиты, в одной душегрее!
Купава сорвала со стены первую попавшую под руки
– Забава, помоги!
Молодуха, спасённая в прошлом году в Менске отцом, так и прижилась в Моховой Бороде, словно своя. Вмиг оказалась рядом, подхватила Гордяну под руки, переняв её у Огуры. Девушку заколотило, она отходила от холода, насквозь прохватившего её по дороге. Всё на что её хватило – обрывками пояснять Купаве и княгине про то, что случилось.
– Мстиславичи… Корнило привёл… говорили про
Бранемира с хозяйкой перекинулись стремительными понимающими взглядами. А
– Забава, вели срочно всем собираться! – не отрываясь от Гордяны, крикнула Купава, поднесла к её губам резной ковш с горячим