Кощеево седло

– Громко кричишь, княгиня, – спокойно и размеренно сказал Рах, и от этого его спокойствия княгиня увяла. Собственная злость вдруг показалась ей смешной и ребяческой. – Слишком громко.

Она упрямо мотнула головой.

– Громко? Может и громко. Ты пойми, дядька Рах, я тут чего только не передумала, пока он в полюдье был, я столько возможностей придумала отца освободить… а тут – война с Мономахом!

Гридень склонил голову, но всё равно возразил, теребя пальцами длинный полуседой ус:

– Это так, княгиня, но ты и о другом подумай. К тебе дружина Рогволожа пришла, дружину кормить надо. Где кормы взять, кроме как за новой данью идти? Вот твой муж за ней и пошёл. А вятичам новых даней искать негде, опричь как на севере. Он неизбежно столкнулся бы с Владимиром, понимаешь?!

На резко очерченном лице Витонеги чётче обозначились тонкие черты, она сжала губы, на челюсти вспухли желваки.

– Ну… да, – выдавила она через силу. – Но…

– Ты себя всё отцовой наместницей в Корьдне видишь, – мягко продолжал Рах, неотрывно глядя на госпожу серыми глазами. – А ведь это не так. Ты должна помогать мужу, а не заставлять мужа служить твоему отцу. Потому сейчас помочь Ходимиру – важнее, чем воображать из себя воительницу Вебьорг.

3

Далеко за лесом выл волк.

Рассвет вставал бледный, словно после болезни, небо постепенно светлело, размазанные облака тянулись по небесной синеве, словно редкая снежная пороша.

Волхв Велегор несколько мгновений стоял на пороге избы и глядел в небо, словно набираясь сил от бездонной голубой пропасти над головой. Собственно, так оно и было.

За его спиной холоп протащил в жило охапку дров, с грохотом свалил их на земляной пол и принялся возиться с двумя сухими смолистыми щепками, вытирая огонь – кресалом и кремнём пользоваться на капище Велегор Добровзорич не разрешал. Скоро потянуло дымком, затрещала береста, курчавея от жара.

Волхв ступил в снег, прислушиваясь к его хрусту под тёплым меховым поршнем, прошёл до опушки, постоял под высокой, густо оснеженной сосной, слушая весёлый стрёкот белок и чириканье снегирей, несколько мгновений разглядывал большого ворона, чёрной тенью кружащего над заснеженной поляной, следил за его полётом.

Закрыл глаза.

Перед ним словно въяве проступило лицо того князя-мальчишки, Владимира Всеволодича, племянника великого князя. Как там было его греческое назвище, данное по деду? Мономах?

Велегор постоял ещё несколько мгновений, словно колеблясь, потом быстро поворотился и пошёл к своей избе, из дымника которой уже подымался весёлый дымок, и пахло какой-то снедью, разогреваемой на огне.

А вот снеди-то сегодня и не будет.

Холоп понял это, едва Велегор переступил порог. Он тут же выпрямился, уронив на пол полено, но волхв этого даже не заметил. Коротко повёл головой так, что его длинная седая борода указала на дверь, и холоп, не смея возражать, тут же бросился прочь, захлопнув за собой дверь так, что разожжённые с утра светцы вмиг потухли, и даже огонь в очаге метнулся и заплясал резвее.

В чашке на столе уже лежало несколько шипящих и пузырящихся кусков колбасы, но волхв словно бы и не заметил их, прошёл мимо, в дальний угол, котелком зачерпнул из бочки воды и подвесил над огнём. Прошёлся по жилу, обрывая травы из подвешенных к потолку пучков.

Чабрец.

Тирлич.

Змеевик.

Ракитник.

Омела.

Волхв собрал надёрганную траву в пучок, обмотал веточкой омелы, завязал особым узлом, забормотал заговор:

– Встану я, Велегор, памятью наставничьей благословясь, на четыре стороны поклонясь, пойду из избы дверьми, со двора воротами, путём-дорогою во чисто поле, в подвосточную сторону. С подвосточной стороны текут ключи огненные, воссияли те ключи золотом. Умоюсь я той ключевой водою, зарёй росною, утираясь солнцем красным, тыном железным, забором каменным огорожусь от морской глубины, от небесной высоты, от востока до запада, от севера до полудни, чёрным облаком, чистыми звёздами оденусь, светлым месяцем опояшусь. Есть на подвосточной стороне море-океан, на океане лежит остров Буян, на нём престол костян, на престоле костяном сидит царь костян, подпёрся костылём костяным, шапка на глазах костяна, рукавицы на руках костяны, сапоги на ногах костяны. Встаёт из моря чёрный конь, железные копыта, встаёт из моря большой чёрный пёс, медные зубы, встаёт из моря большой чёрный ворон, золотые когти, золотой клюв. Помогите вы мне, Велегору, правду увидеть – и ты помоги, царь костян, и ты помоги, чёрный конь, медные копыта, и ты помоги, чёрный ворон, золотой клюв. И которое слово в забытьи, то будь слово напереди, и которое слово напереди, то будь в прибыли, и будьте вы, слова мои в заговоре все полны, крепки и лепки, крепче лому травы и божией стрелы, крепче каменной стены, твёрже адаманта-камени, быстрее быстрой реки, вострее вострого ножа. Будь они замкнуты тридевятью замками, тридевятью золотыми ключами, и собраны те ключи и брошены в океан-море к тоске рыбе-щуке в горло.