Двое спутников благополучно проспали ее переживания. Риоко в миллионный раз залюбовалась все так же умиротворенно спящим Геном, затем перевела взгляд на мужа, уже проснувшегося и вновь поглощенного чтением. На сей раз Эрик почувствовал на себе взгляд и, закрыв книгу, поднял глаза на жену.
Слегка потянулся в кресле, зевнул.
– Даже не верится, что все это написал твой дед! – покачал он томиком в воздухе.
Риоко в который раз посмотрела на книгу – того же издания, что, как она давно заметила, читала одна пассажирка в салоне. Это наполняло Риоко в равной степени гордостью и волнением. Украдкой она всю дорогу поглядывала то на Эрика, то на пассажирку, читавшую сборник по другую сторону прохода.
– Можно еще раз взгляну?
– Разумеется. – Эрик передал ей книгу и стал отстегивать ремень. – Схожу-ка я пока в туалет. Лучше успеть до того, как скомандуют пристегнуть ремни.
Поднявшись, он осторожно, стараясь не разбудить, переступил через ноги пассажира, спавшего на сиденье у самого прохода.
«Слава богу, мы не с краю! – подумала Риоко. – Терпеть не могу боковые места!»
Она опустила взгляд на книгу в суперобложке, что отдал ей Эрик.
Риоко раскрыла книгу на последней странице и увидела на клапане суперобложки все то же черно-белое фото дедушки, которое встречала повсюду – на всех рекламных буклетах и постерах, с самого детства. Именно в честь него они с Эриком назвали сына Геном – сокращенное от Генъитиро. Станет ли он тоже, когда вырастет, писать стихи или фантастику? Захочет ли вообще осваивать японский на специальных языковых курсах, куда в Нью-Йорке родители-японцы отдают своих детей, недовольно ворчащих по этому поводу? Не возненавидит ли ее сын за то, что она заставляет его учить столь сложные иероглифы кандзи? Или напротив – не будет ли он возмущаться, когда вырастет, не зная японского, если она
Генъитиро… Последнюю часть имени Риоко опустила не просто так. Она больше не желала даже слышать имя Итиро в своей жизни! Дядя Итиро… Ген никогда не вырастет таким, как он. Для этого она сделает все, что только в ее силах.
Она перевела взгляд ниже: на суперобложке под изображением дедушки было помещено еще одно фото – голубоглазой блондинки лет примерно под тридцать.
Представить только – переехать жить в Токио! По собственной воле! Сама Риоко только и мечтала, что поскорее оттуда сбежать. Она никогда не была ни в Портленде, ни в штате Орегон, ни вообще так далеко – на Западном побережье. И возможно, тамошняя культура совсем иная, нежели на новообретенной родине Риоко – на восточном берегу. Но тем не менее Риоко даже не сомневалась, что в любую минуту предпочла бы этот Портленд Токио. Она вгляделась в фотографию Фло Дантхорп и невольно позавидовала этой американке с ее идеальной внешностью, идеальным английским и идеальным знанием японского. Но сильнее всего – тому, что та способна жить и чувствовать себя счастливой в родном городе Риоко больше, нежели она сама.
Эрик, вернувшись, опустился на сиденье рядом, а потому Риоко сразу закрыла книгу и передала ее мужу.
– Совершенно классная вещь! – сказал он, бережно засовывая книгу в кармашек на сиденье впереди. – Рассказы у него ну просто чумовые! Ты их все, небось, перечитала?
– Считай, что так. Дедушка всегда читал их нам в детстве перед сном – мне и моей двоюродной сестре Соноко. И папа тоже.
Она вновь посмотрела на отпечатанный черной латиницей псевдоним дедушки на обложке книги, торчавшей из кармашка перед Эриком. И в ее мозгу тут же запылали яркие разноцветные иероглифы его имени на кандзи. Наследственность! Куда денешься…
– Папа часто читал их мне перед сном. Видишь ли, эти рассказы дедушка писал для Соноко.
– Да, я прочитал об этом в предисловии. – Эрик коснулся ее руки. Он знал, как близки были двоюродные сестры.
Риоко сжала губы и ничего не ответила.
Некоторое время они оба глядели на Гена, все так же сладко спавшего. Помолчав немного, Эрик сказал:
– Можем почитать их потом вот этому маленькому мальчишке, когда он достаточно подрастет… Слушай, я только что прочитал этот странный рассказ про робота-кошку. У твоего дедушки что, была слабость к кошкам?
Риоко улыбнулась.
– Господи, да он их так любил – прямо повернут был на кошках! Дедушка обычно говорил: «По тому, как общество относится к кошкам, можно судить о нем самом». И даже трудно сказать…
Тут ее прервало объявление в салоне: