Кошка и Токио

– Дамы и господа! Вскоре наш самолет начнет процесс посадки. Пожалуйста, пристегните ремни, уберите подносы и верните кресла в вертикальное положение. Mina san, kore kara…

Риоко поймала себя на том, что автоматически отвлеклась от сообщения, когда оно пошло на японском. Теперь этот язык казался ей чуждым. Уши настолько привыкли к английскому, что он начал казаться ей более естественным. Для выражения своих переживаний Риоко предпочитала именно английский, в то время как японский всегда заставлял ее сдерживать истинные чувства и эмоции.

Не далее как во время полета она ответила по-английски стюардессе, хотя та обратилась к ней по-японски. Риоко сразу же почувствовала себя глупо и даже покраснела от неловкости. И тем не менее выглядело это как своего рода вызов. Мол, не судите обо мне лишь по внешности. «А может, я американка китайского происхождения, что едет в Токио на Олимпийские игры?» – подумала Риоко. Впрочем, перед стюардессой ей сейчас действительно было неудобно: девушка просто выполняла свою работу. И что с того, если она сделала какие-то предположения?

Риоко посмотрела в иллюминатор на распростершийся внизу огромный город. Этот ужасный, пугающий, изнывающий от всеобщего одиночества мегаполис. Она сбежала оттуда в Америку, к Эрику, и теперь жила в Нью-Йорке. В Токио она не была с похорон матери, и, если бы не отец, оставшийся на родине, Риоко предпочла бы никогда больше туда не возвращаться. Она не раз пыталась убедить его тоже переехать в Нью-Йорк, чтобы жить к ним поближе – к ней, к Эрику и Гену, но тот лишь качал головой в «Скайпе», и на этом тема иссякала.

Самолет немного накренился. В какой-то миг Риоко заметила ярко-красную крышу где-то в районе Асакусы – словно капельку алой крови посреди серого бетона, стекла и металла, – и та вновь скрылась из виду.

– Иностранные гости, пожалуйста, сюда, – сказал Эрику пожилой служащий, разделявший прибывших на две разные очереди перед паспортным контролем.

Стоял этот мужчина под огромной вывеской «Добро пожаловать в Токио-2020!».

Поглядев на Риоко, что несла в слинге Гена, служащий перешел на японский:

– Nihonjin no kata wa, kochira no retsu ni onegai itashimasu.

– Что он сейчас сказал? – шепнул ей на ухо Эрик.

– Что тебе следует встать вот в ту очередь, – указала она на предназначавшийся ему выход. – А мы с Геном должны идти в этой очереди, поскольку мы японцы. Ну почему нам нельзя пройти контроль всем вместе?

Риоко это казалось полным абсурдом – разделять семьи на основании того, какая страна происхождения значится в документах. Какая разница, что она родилась в одном месте, а Эрик – в другом?

Они одна семья – и это главное!

– Да ерунда, детка, – отмахнулся Эрик. – Увидимся по ту сторону контроля.

Отпустив ее руку, он помахал ладонью Гену, и малыш заулыбался, загулил.

– Помаши папочке, – сказала Риоко, подвигав за сынишку его крохотной ручкой. – Скажи: «Пока-пока, скоро увидимся!»

Ген явно расстроился, когда папа отошел, и даже попытался заплакать. Риоко легонько покачала его на руках. Любое огорчение крохи заставляло переживать и ее. Интересно, это типично для молодой мамы – или она просто чересчур остро на все реагирует? Испытывала ли то же самое и ее мать, когда Риоко была младенцем? Она как-то не находила в себе духу расспрашивать об этом маму, пока уже не стало слишком поздно. От мыслей о матери настроение у нее испортилось еще сильнее, и Риоко постаралась вытеснить эти воспоминания из головы.

– Тш-ш, тш-ш, Ген-тян, – прошептала она. – Через какую-то минутку мы встретимся опять!

Она проводила взглядом Эрика, который прошел к очереди для иностранцев – длиннющему «хвосту» из зарубежных гостей, приехавших, по-видимому, на церемонию открытия Олимпиады, что ожидалась на следующий день.

Очередь из японцев оказалась куда как короче.

– Слышь, детка! – вскоре крикнул ей Эрик из-за перегородки, отделявшей его поток. – Скажи еще раз, как будет «большое спасибо»!

– Arigato gozaimasu, – четко произнесла она, чтобы он сумел повторить.

На него уже в упор глядел сотрудник паспортного контроля.

– Аригато гозаймас, – сказал ему с поклоном Эрик и повторил: – Аригато гозаймас.

Риоко улыбнулась. Произношение у мужа было на удивление хорошим.

Они забрали свои вещи с «карусели» и без проблем прошли таможню. Риоко огляделась, ища указатели к монорельсовой дороге, по которой они могли бы доехать до станции Хамамацутё, там бы пересели на линию Яманоте и уже оттуда двинули бы на запад – туда, где жил теперь отец. Приглушенно-радостное стрекотание множества окружавших ее японцев заполонило уши. И оттого, что Риоко была не в силах укрыться, отстраниться от этой японской речи, ее эмоции перехлестывали через край и слегка кружилась голова. Чтобы сосредоточиться, ей пришлось на мгновение крепко зажмурить глаза.

– Риоко, смотри! – позвал ее внезапно Эрик, потянув за рукав блузки.