Кошка и Токио

– Так вот… Не знаю зачем, но мы с тобой пережили криогенную заморозку. Ну, знаешь, как в фантастических фильмах. Когда людям надо совершить путешествие на сильно отдаленные планеты, а на это требуется несколько световых лет. Они просто забираются в специальные резервуары и подвергаются заморозке. И их тела не стареют. Ну, или как некоторые богатеи желают вечной жизни и замораживают свои тела.

Короче говоря, мы по какой-то причине были заморожены. Но потом нас разрубили пополам – четко посередине. И у нас оказалось по одной руке, по одной ноге, по одному глазу, по половине носа – ну и так далее. И вот мы лежали на кровати эдакими половинами. А сам агрегат сломался, и мы теперь размораживались естественным образом, и оба знали, что скоро умрем. Мы видели внутренности друг друга, и все это медленно оттаивало, наружу вываливались внутренние органы, и мы превращались в эдакую хлюпающую массу, похожую на растаявшее мороженое. Мы не способны были нормально друг с другом говорить, потому что отчасти были еще замерзшими. Но оба знали, что надо делать.

Мы подобрались вплотную друг к другу, сомкнув воедино наши оставшиеся обрубленными половины, и сделались одним чудовищным телом, состоящим из мужской и женской частей. И так мы вместе и лежали, пока не умерли.

– Хм-м… – неопределенно промычала Мари.

– Ну как?

– Не знаю… В жизни ничего тупее не слышала.

Он ненавидел себя за фальшь. За то, что в сексе никогда не бывал честен. За то, что очень многого желал, но ничего не просил и не требовал, а просто притворялся серьезным, солидным мужчиной. Делал вид, будто ему чуждо дикое животное влечение. Будто он не подвержен тем первобытным желаниям, что наш род удовлетворяет на протяжении тысячелетий. Он всегда лгал насчет того, чего действительно хочет. И никогда не говорил о своих чувствах открыто.

Она оставалась для него непостижимой тайной. Когда они занимались сексом, она как будто отстранялась от происходящего. Казалось, он никогда не мог до конца ее удовлетворить. Внутри нее словно разверзалась бездна – гигантская пропасть, которую он не в силах был заполнить. Он хотел любить ее медленно, неторопливо, глядя ей в глаза и ощущая их несомненную близость. Но она тут же начинала затягивать его в темные глубины, кусая за лицо, впиваясь зубами в ухо.

И правда: он действительно любил экстремальный секс. Предпочитая, впрочем, наблюдать его издалека. Из безопасности – через экран своего ноутбука. Честно говоря, его пристрастия были весьма из ряда вон, но это были лишь тайные фантазии, а вовсе не то, что он хотел бы делать в реальной жизни. Большинство из того, что витало у него в мозгу, являлось чистым сумасшествием. Однако он понимал: то, что разворачивается в его сознании, и то, что происходит в действительной жизни, – абсолютно разные вещи. Джордж сознавал разницу между реальным миром и воображением.

И тем не менее имелось кое-что такое, что проигрывалось в сексуальных фантазиях Джорджа уже довольно долгое время. Ему страстно хотелось увидеть Мари с другим мужчиной. Деля с ней ложе, он жалел, что не способен покинуть собственную плоть и наблюдать за происходящим со стороны. Он желал бы разглядывать процесс их совокупления со всех ракурсов. Он всегда хотел заниматься сексом при включенном свете, но Мари этого не позволяла. Ему нравилось любоваться ее обнаженным телом. Но, может быть, она была просто стеснительной? Ей всякий раз хотелось предаваться сексу во мраке, что самому Джорджу после посещения храма в Фукуоке скорее напоминало прохождение кромешно темного коридора, где находишь друг друга на ощупь и при этом теряешь смысл пути.

Иногда он подумывал о совершенно отвратительных вещах…

Хотя нельзя сказать, чтобы он сознательно вызывал в себе такие мысли. Порой ему казалось, что именно природа английского языка вызывала в его мозгу такие измышления. За японским он никогда подобного не замечал, хотя и не особо его понимал. Даже само звучание этого языка – плавное, монотонное – делало его гораздо более красивым и одухотворенным. Английский с его тяжелыми ударениями и резко колеблющейся интонацией казался низменным, плотским и неприятным для слуха.

Джорджу претил тот факт, что он изо дня в день вынужден был преподавать на языковых курсах для взрослых, чтобы обеспечить свою страсть к фотографии. Обучая японцев английскому, он чувствовал себя настоящей шлюхой. Фирма активно поощряла его флиртовать с ученицами, которых привлекала его европейская наружность, чтобы, увлекшись педагогом, они покупали абонементы на более дорогостоящие частные уроки. На работе ему велели не упоминать, что у него есть постоянная спутница. С учениками мужского пола надлежало прикидываться лучшим другом, чтобы побуждать их приходить на курсы еще и еще. Кроме того, от него постоянно требовали отчеты, достаточно ли учебных пособий фирмы он продает учащимся, ведь преподавателям выставляли определенные нормативы.