Кошка и Токио

Обычно иностранцев не допускали в эти заведения, но Джордж был туда вхож, потому как пользовался у японцев уважением. Хотя он так и не научился хорошо говорить по-японски, ему там доверяли. Прежде Джордж, как правило, встречался там с девушкой по имени Фумико. В телефоне у нее была заставка с мягкой игрушкой в виде Лох-Несского чудовища. Обычно Джордж, приходя в мыльную баню, заказывал себе именно Фумико. В последние несколько раз он также просил прислать ее, однако в этом заведении она больше не работала.

Еще у него порой случался секс со взрослыми студентками с его курсов.

Он нередко являлся в аудиторию после ночи возлияний. От него сильно разило сётю, и он чувствовал себя невыспавшимся. С трудом проводил эти чертовы уроки английского, который был вынужден преподавать, чтобы платить за съемную квартиру. Учащиеся поглядывали на него с подозрением: этакий обезьян-переросток в деловом костюме! Небритый, воняющий перегаром, с ненормальным блеском в глазах. Сущий южный варвар[87]!

Джордж уже давно свыкся со своими резкими колебаниями между полным безразличием и обостренным неравнодушием в отношении того, что думают о нем в Японии. Он всегда будет торчать здесь как бельмо на глазу, и, что бы он ни делал, люди будут любить его или ненавидеть, основываясь лишь на том факте, что он не японец. Иначе говоря, Джордж давно пришел к заключению: что бы он ни делал, как бы себя ни вел, это не имеет никакого значения.

Временами, когда он изо всех сил старался быть достойным членом здешнего общества, ему даже доставляло удовольствие вести себя любезно, чинно и услужливо. И видеть, как ему улыбаются – такому славному, хорошему, такому вежливому иностранцу, который ведет трезвый образ жизни и отдыхает от трудов своих дома с Мари. Но в какой-то момент его охватывал приступ то ли чрезмерного довольства, то ли самодовольства (к тому же подогреваемый Мари, которая выдавала ему «премию» со словами, что он вполне заслужил покутить ночку). Как результат, Джордж пьянствовал всю ночь с другими – такими же, как он, наемными иностранцами в Роппонги или в Сибуе; с приятелями, пожизненно засевшими в Японии, обросшими разводами и детьми-полуяпонцами. Они сидели вокруг него в баре, безудержно пили и сетовали на свою жизнь в этой стране. Все они ненавидели Японию, но тем не менее здесь оставались. Джордж кивал, слушал их жалобы, и постепенно его затягивал этот пьяный разгул с неуемными возлияниями и вешающимися на плечи красотками. Так он веселился всю ночь, и в последующие дни его поведение лишь оставляло желать лучшего.

Однажды он прямо в аудитории пальцем довел до оргазма свою взрослую ученицу. У них до этого уже была близость вне стен курсов, и Джорджу было не по себе, что он опять изменяет Мари. Но он знал, что это, как всегда, сойдет ему с рук.

Занятия с ней были индивидуальными, и ученица была замужем. На одном из уроков, когда он еще не до конца протрезвел после ночной попойки, Джордж прямо посреди занятия внезапно наклонился к ней и поцеловал.

– Что это вы делаете? – изобразила она шок.

– Целую, – отвечал он.

Ему удалось соблазнить ее и в этот раз, и она позволила ему пощупать себя через трусики. Затем он оттянул их в сторону и почувствовал в ее лоне жаркую влагу. Он ласкал ее пальцами до тех пор, пока у нее – он был совершенно в этом уверен! – не наступил оргазм, и они слились в поцелуе. Из аудитории ученица вышла красная как рак.

Больше она на занятия к нему не приходила.

Осенью Мари с Джорджем решили побывать в Киото, полюбоваться осенними кленовыми листьями. Держась за руки, они вместе сели в скоростной поезд. Ели хурму и пили холодный зеленый чай. Джордж читал на английском книжку с хайку и время от времени что-то выписывал себе в блокнот. На айпаде в режиме повтора он слушал «Осенние листья» в рычащем исполнении Эдит Пиаф.

Мари, как всегда, прихватила в дорогу книгу с высушенными кленовыми листьями, надеясь, что и в этом году сумеет найти идеально красивый лист и вложить его между страницами. Этот «листовой ежегодник» она вела еще с раннего детства и безмерно им дорожила.

Джордж взял с собой фотокамеру. Он был наслышан, что осенняя листва в Киото и впрямь достойна созерцания. Джордж с нетерпением ждал, когда наконец сможет запечатлеть эту красоту. Он уже представлял все эти замшелые храмы и сады камней в духе дзен вкупе с прекрасными осенними листьями, добавляющими любому пейзажу на открытке особый оттенок и шарм. При одной мысли об этом его охватывало радостное вдохновение.

Когда Джордж отлучился в туалет, Мари подхватила его блокнот и принялась торопливо листать. Сперва даже не поняла, как расценивать то, что она там увидела. Короткие записи, разделенные длинными – поперек всей страницы – линиями. Текст показался ей совершенно бессвязным. Мари скользнула по нему глазами, но по большей части ничего вразумительного извлечь не смогла.

Она прочитала один из пассажей: