Кошка и Токио

Возможно, завтра все пойдет лучше! Сейчас же единственное, о чем он был способен думать, – это сон.

– Боб, я собираюсь домой. Можешь утилизировать эти экземпляры? А я пока приму душ.

– Разумеется, профессор. До завтра.

Кивнув ему, Канда стянул с себя белый лабораторный халат. Затем взял портфель и быстро покинул лабораторию, направляясь к душевым кабинкам для персонала.

Боб поглядел на сидевшую в клетке кошку. Вид у той был сонный. Она облизывала губы и слегка пошевеливала хвостом из стороны в сторону.

– Сочувствую, наш маленький друг! У тебя сегодня выдался трудный день. – Он сложил мертвые тушки в контейнер, прикрывая их собой от кошачьего взгляда. – Тебе лучше этого не видеть, киска. Твоих подружек, что пошли прахом. – Робот закрыл контейнер крышкой, взял в руки и отнес к противоположной стене. Там поместил емкость в открытый люк и перевернул, отправляя кошачьи тушки по желобу вниз, к печи, где их предполагалось сжечь.

Вернувшись к клетке, просунул палец между прутьями решетки и почесал кошку за ухом. И хотя палец Боба был жестким и холодным, а не теплым, как у профессора, кошка замурлыкала.

– Да, кисуля, жизнь тяжела. Нам ли этого не знать?

Затем Боб прошаркал к своему посту подзарядки и подсоединился к сети.

Прежде чем отключиться на ночь, он еще раз посмотрел на кошку. Глаза ее ярко светились в полутьме. Имея идеальное зрение, Боб увидел в ее внимательных зрачках свое отражение.

– Спокойной ночи, – сказал он.

Боб был способен видеть сны, если того хотел. Но эту ночь он решил провести без снов[96].

Дом, в котором жил профессор Канда, находился недалеко от университетского кампуса. Можно было, конечно, добраться подземкой, но ехать требовалось всего одну остановку, к тому же свежий воздух и небольшая пешая прогулка были ему только в радость после того, как он весь день просидел в лаборатории (если не считать нехарактерной для него вылазки на улицу с целью поимки кошки). После горячего душа, что он принял в университете, студеный вечерний воздух особенно бодрил. Он тщательно оттер под струями воды свое тело, не оставив на нем ни единой шерстинки.

Дом его располагался на одной из тихих улочек в Бункё-ку[97] – том районе, что сумел устоять перед волной модернизации и застройки, захлестнувшей в последние годы другие части Токио. Бункё-ку удалось отбиться и от современных торговых центров, и от огромных многоквартирных башен. Большинство домов в этом районе были похожи друг на друга, как и все традиционные домики в японском стиле: с деревянными стенами, глиняной черепицей на кровле и легкими сдвижными дверями сёдзи. Подходя к калитке своего прелестного старого дома – того, где над заборными столбиками нависали пышные кроны садового бонсая, – Канда слегка замедлил шаг. В прихожей горел свет. Профессор сдвинул вбок входную дверь и шепотом произнес:

– Tadaima[98].

Тут же из кухни выскочила его жена в фартуке.

– Okaeri nasai[99], – поклонилась она. – Ты сильно задержался.

– Набралось всякой бумажной работы на факультете. – Канда снял в гэнкане обувь, прислонясь к стене, чтобы не потерять равновесие.

– Ты мог бы позвонить.

– Извини.

Он зашел в прихожую, повесил куртку, положил портфель.

– В следующий раз не забудь, пожалуйста, – со вздохом сказала жена. – Коротенький звоночек – это все, что нужно мне для спокойствия. Есть хочешь? Разогреть тебе что-нибудь на ужин?

– Нет, спасибо. Я не голоден. Она спит?

– Да. Хотела увидеть тебя перед сном, но долго не продержалась. Легла спать пару часов назад.

– Как она? – все так же приглушенно спросил Канда.

– По-моему, в прекрасном настроении. – Жена сделала глубокий вдох. – Нарисовала сегодня картинку. Она много читает. И мне кажется, она снова стала играть в эту игру. Как там… «Кошачий мегаполис»?

– «Город кошек»[100].

– Ага, в нее самую! И еще она все время просится гулять.

– И что ты ей отвечаешь?

– Разумеется, говорю, что нельзя, – резко ответила жена, а потом уже мягче продолжила: – Говорит, что все понимает. Но часами сидит у окна, просто глядя наружу.

– Пойду-ка я, пожалуй, спать, – зевнул Канда.

– Я набрала для тебя ванну.

– На работе я принял душ. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи[101].

Канда тихонько поднялся по лестнице и по пути к своей постели сунул голову за дверь спальни дочери. Она спала на спине, и звук прибора искусственной вентиляции легких заглушал звук ее собственного дыхания. Волдыри на ее лице уже начали проходить, хотя и не исчезли совсем, – ужасное последствие от попадания на фартук домработницы (которую тут же рассчитали) одной лишь кошачьей шерстинки. Каким облегчением было видеть дочку мирно спящей после стольких тяжелых ночей! Она обнимала мягкую игрушку в виде кошки, а стены были сплошь обклеены картинками с Хэлло Китти.

– Доброй тебе ночи, Соноко-тян[102], – прошептал Канда.

Затем он прошлепал к своему футону, лег и мгновенно уснул.

«Кот-алог» Боба. День второй

НЕКОпия № 6