Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Разумеется, нельзя сказать наверняка, как люди будут реагировать на те или иные события. Нельзя, даже если ты хорошо их знаешь. Всегда возможны неожиданности. Мне кажется, она могла бы отнестись к этому вполне спокойно, без особых эмоций. Скажем, могла бы отозваться приблизительно следующим образом: «Ах, бедняжка, какая трагедия! Как такое могло случиться?» Или могла выказать сочувствие, но при этом не так уж сильно расстроиться. В конце концов, смерть на вечеринке — для киношников не такая уж большая редкость. А будь реакция окружающих достаточно будничной, могла бы, так сказать, это скорректировать — на уровне подсознания, конечно, — окрасить все в более приличествующие ситуации драматические тона. Скажем, закатить сцену… Так что вполне возможно, что причина ее стресса совсем в другом.

Дермут решил взять быка за рога.

— Я бы хотел, — сказал он, — услышать ваше истинное мнение.

— Не знаю, — последовал ответ. — С уверенностью ничего утверждать не могу. — Чуть помолчав, он добавил: — Вы ведь знаете, существует профессиональная этика. Между врачом и пациентом есть определенные отношения.

— Она вам что-то сказала?

— В сущности, ничего конкретного…

— А эту женщину, Хетер Бэдкок, она знала? Раньше они встречались?

— Я думаю, она для нее была человеком из толпы, не более, — сказал доктор Гилкрист. — Нет. Дело не в этом. На мой взгляд, Хетер Бэдкок тут вообще ни при чем.

— А этот препарат, «Калмо»? — спросил Дермут. — Мисс Грегг и сама его принимает?

— Принимает, и даже часто. Впрочем, как и все, кто ее окружает. Элла Зелински, Хейли Престон, да что там, половина студии — сейчас это модно. Таких лекарств нынче развелось множество. Одно надоест, переходят на другое, поновее, и считают, что оно — просто чудо, что именно оно-то и приводит их в норму.

— А на самом деле?

— Конечно, все эти средства в какой-то мере помогают, — сказал Гилкрист. — Успокаивают или, наоборот, повышают тонус, помогают осилить что-то, на что вы, как вам казалось, не способны. Я стараюсь пореже их прописывать. Но в общем-то, если их принимать в минимальных дозах, они совершенно не опасны. Людям, которые не в силах помочь себе сами, они помогают.

— Хотел бы я знать, — сказал Дермут Креддок, — что именно вы мне пытаетесь втолковать.

— Я пытаюсь решить для себя, — ответил Гилкрист, — в чем именно состоит мой долг. Понимаете, с одной стороны, есть долг доктора по отношению к своему пациенту. Существует определенная информация, которую врач не имеет морального права разглашать. Но есть и другой аспект. Возможно, пациенту угрожает опасность. В этом случае необходимо сделать все возможное, чтобы этой опасности избежать.

Он остановился. Креддок выжидательно смотрел на него.

— Да, — решился доктор Гилкрист. — Кажется, я знаю, как поступить. Только хочу просить вас, инспектор, сохранить в тайне все, что я сейчас скажу. Не от ваших коллег, разумеется. А от всех прочих, в особенности от тех, кто находится в этом доме. Я могу на вас положиться?

— В принципе я согласен, хотя не исключено, что могут возникнуть обстоятельства, при которых я не смогу выполнить ваше условие, — сказал Кредок.

— Тогда слушайте, хотя, возможно, это ничего и не значит. Когда женщины находятся во взвинченном состоянии, как сейчас Марина Грегг, они могут наговорить что угодно. Имейте это в виду.

— Так что же она сказала? — спросил Креддок.

— После того как умерла та женщина, Марина была на грани истерики. Послала за мной. Я дал ей успокоительное. Сел рядом, взял ее за руку, сказал, что все будет хорошо. Она уже начала постепенно засыпать и вдруг сказала: «Это предназначалось для меня, доктор».

Креддок пристально посмотрел на него.

— Вот как? А потом… на следующий день?

— Больше об этом — ни слова. Тогда я сам ей напомнил. И вот что услышал в ответ: «Вы меня не так поняли. Ничего такого я сказать не могла. Наверное, мне ваше лекарство совсем затуманило мозги».

— Но вы считаете, что она и в самом деле так думала?

— Уверен в этом, — подтвердил Гилкрист. — Это еще не значит, что так оно и есть, — предупреждающе добавил он. — Ее хотели отравить или Хетер Бэдкок — этого я не знаю. Это уже по вашей части. Я лишь говорю, что Марина Грегг несомненно была убеждена: смертельная доза лекарства предназначалась именно ей.

Некоторое время Креддок хранил молчание. Потом сказал:

— Спасибо, доктор, за то, что вы решились на откровенность. Это очень важный факт. Ведь если эти ее слова имеют под собой какие-то основания, значит, ей и сейчас угрожает опасность, правда?

— Именно, — согласился Гилкрист. — В том-то и дело.

— У вас есть причины полагать, что все обстоит именно так?

— Нет.

— И вы не знаете, почему такое могло прийти ей в голову?

— Нет.

— Что ж, еще раз благодарю.

Креддок поднялся.

— Еще один вопрос, доктор. А мужу она это не говорила?

Гилкрист медленно покачал головой.

— Нет. Уверен, что не говорила.

Он пытливо посмотрел инспектору в глаза и спросил:

— Я вам больше не нужен? Ну, прекрасно. Тогда загляну к больной. Вы навестите ее, как только это станет возможным.