Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

— Я не без интереса узнал — разумеется, слухов полно самых разных — большинство из них ложные, — что вы занимались одной из школ для девочек.

— Ах, это!.. — воскликнул Пуаро и откинулся на стуле.

— Медоубенк, — задумчиво произнес мистер Робинсон, — одна из лучших школ в Англии.

— Великолепная школа.

— Вы хотите сказать — была? Или есть?

— Я надеюсь, что — будет.

— Я тоже надеюсь, — сказал мистер Робинсон. — Но, боюсь, все висит на волоске. Хотя… Некоторая финансовая поддержка во время неизбежного упадка, несколько тщательно подобранных новых учениц… У меня есть кое-какое влияние в европейских кругах.

— Я тоже попробую воспользоваться своими связями. И если волосок, как вы говорите, не порвется… К счастью, людская память коротка.

— На это вся надежда. Но нельзя не признать, что произошедшие там события, должно быть, здорово потрепали нервы любящим мамашам, да и папашам тоже. Учительница физкультуры, французского и еще одна — трое убитых!

— Именно так.

— Я слышал, — продолжал мистер Робинсон (всегда слышишь столько всякой чепухи!), что несчастная молодая женщина, которая должна понести наказание, с юности питала ненависть к школьным учителям. Несчастливое детство, плохая школа… Психологи это раздуют. Они наверняка будут добиваться смягчения приговора, как это теперь называется.

— Пожалуй, эта линия будет для защиты наилучшей, — сказал Пуаро. — Но вы простите меня, если я скажу, что, надеюсь, они не добьются успеха.

— Я вполне разделяю ваши чувства. Убийца не может вызывать сочувствия. Но наверняка найдутся люди, которые будут делать упор на ее бесподобный характер, вспомнят ее безупречную службу в качестве секретаря различных известных людей, да и ее военную службу. Я уверен, у нее в этом смысле выдающиеся заслуги — в обезвреживании… врагов отечества… — Он с особым выражением произнес последнее слово, как бы вопросительно. — Она по-своему очень талантлива, — продолжил мистер Робинсон, развивая начатую тему. — Удивительно полезна, причем, заметьте, всем сторонам… Это ее ремесло, и она оставалась ему верна до последнего времени. Но я могу понять соблазн, выпавший на ее долю, — сыграть в одиночку и сорвать большой куш. — Он негромко добавил: — Очень большой куш.

Пуаро кивнул.

Мистер Робинсон подался вперед.

— Где они, мосье Пуаро?

— Я думаю, вы знаете.

— Ну, честно говоря, да. Банки весьма полезные учреждения, не правда ли?

Пуаро в ответ только улыбнулся.

— Нам не стоит ходить вокруг да около, мой дорогой друг, не так ли? Что вы хотите с ними сделать?

— Я жду, — ответил Пуаро.

— Ждете? Чего же!

— Скажем так — предложений.

— Да, понимаю.

— Видите ли, они принадлежат не мне. И я бы хотел передать их человеку, которому они действительно принадлежат. Но, если я правильно оцениваю ситуацию, сделать это не так просто.

— В каком все же странном положении оказываются порой правительства, — задумчиво произнес мистер Робинсон. — Можно сказать — уязвимом… Когда речь идет о нефти, железе, уране и прочих ископаемых, нужно проявлять крайнюю щепетильность — в отношении их владельцев. Я говорю о внешней политике. Очень редко выпадает такой вариант, как в нашем случае — иметь возможность сказать, что правительство Ее Величества и прочие ведомства не имеют абсолютно никакой информации на данную тему.

— Но я не смогу положить в свой банк такой серьезный вклад, не объясняя его происхождения.

— Разумеется. Поэтому я и пришел предложить вам передать его мне.

— Ага! — сказал Пуаро. — Почему?

— Я могу привести вам несколько убедительнейших причин Эти драгоценные камни, несомненно, являлись личной собственностью покойного принца Али Юсуфа.

— Не сомневался в этом.

— Его Высочество передал их своему пилоту Роберту Роулинсону с некоторыми инструкциями. Камни должны были быть вывезены из Рамата и доставлены мне.

— И чем вы это можете доказать?

Мистер Робинсон извлек из кармана длинный конверт, вынул из него несколько бумаг и положил их на стол перед Пуаро. Тот тщательно их изучил.

— Кажется, дело обстоит именно так, как вы сказали.

— Ну и?..

— Вы не возражаете, если я задам вам один вопрос?

— Ничуть.

— Что вы, лично вы, от всего этого получите?

Мистер Робинсон удивился.

— Мой дорогой друг, что ж тут непонятного! Деньги, конечно. Весьма большие деньги.

Пуаро задумчиво на него посмотрел.

— Это очень, очень старый бизнес, — продолжал Робинсон. — И выгодный, кстати. Нас множество, целая сеть раскинута по всему миру. Мы, если можно так сказать, остаемся за кулисами и строим мизансцены для королей, президентов, политиков — для всех, на кого, как сказал поэт, льется яркий свет[101]. Мы сотрудничаем друг с другом и помним следующее: мы обязаны оправдать доверие. Наша выгода велика, но мы честны. Наши услуги стоят недешево, но затраты мы возвращаем с лихвой.

— Понятно, — произнес Пуаро. — Eh bien![102] Я согласен сделать то, о чем вы просите.

— Могу заверить вас, что такое решение порадует абсолютно всех. — Взгляд мистера Робинсона на мгновение остановился на письме полковника Пайквэя, лежащем возле правой руки Пуаро.