Кошка на раскаленной крыше

Папа. Куда уйти? Чушь собачья… Когда, мой мальчик, человек уходит отсюда, он уходит в пустоту, в никуда! Человеческий организм – это такая же машина, как организм животного, или там рыбы, или птицы, или змеи, или насекомого! Только в тысячу раз сложнее и, значит, капризнее. Да. Я думал, у меня рак. У меня земля зашаталась под ногами; небо опустилось над головой, как черная крышка котла; дыхание стеснило! Сегодня же эту крышку убрали, и я свободно вздохнул, впервые за сколько лет? Боже, за три года…

Снаружи смех, беготня, в небе с негромким глухим звуком лопаются и вспыхивают ракеты.

Брик несколько долгих мгновений смотрит на него трезвым взглядом, затем с каким-то сдавленным испуганным возгласом вскакивает и, прыгая на одной ноге и хватаясь за мебель, пересекает комнату, чтобы взять костыль. Подобрав костыль, он панически устремляется к галерее.

(Хватает его за рукав белой шелковой пижамы.) Стой, сукин сын! Побудешь здесь, пока я тебя не отпущу!

Брик. Не могу я.

Папа. Останешься как миленький, черт побери!

Брик. Нет, не могу. Мы разговариваем… ты разговариваешь – кругами! Это же ни к чему не приводит, ни к чему! Всегда одно и то же: ты говоришь, что хочешь побеседовать со мной, и тебе абсолютно нечего сказать мне!

Папа. Нечего сказать? Это когда я говорю тебе, что буду жить, после того как уже распростился с жизнью?!

Брик. Ах, это! Так ты это хотел мне сказать?

Папа. Хорош гусь! Разве же это, разве же это – не важно?!

Брик. Ну, ты ведь сказал, что хотел, а раз так, я теперь…

Папа. Теперь ты снова сядешь на этот стул.

Брик. Ты сам не знаешь, чего хочешь, ты…

Папа. Я знаю, чего хочу!

Брик. Нет, не знаешь!

Папа. Не указывай мне, пьяный щенок! Сядь, не то оторву этот рукав!

Брик. Папа…

Папа. Делай, что я тебе говорю! Теперь я снова здесь хозяин! Всем тут снова распоряжаюсь я, так и знай!

В комнату врывается Мама; она прижимает руки к своей высоко вздымающейся груди.

Какого дьявола тебе здесь нужно, Мама?

Мама. О Папа! Почему ты так кричишь? Я этого не вы-ы-ынесу…

Папа (замахиваясь). Вон отсюда!

Мама с рыданиями выбегает из комнаты.

Брик (негромко и грустно). Боже мой…

Папа (свирепо). Да уж действительно «Боже мой»!

Брик вырывается и ковыляет к двери на галерею. Папа выдергивает у него из-под руки костыль, и Брик ступает на поврежденную ногу. Вскрикнув от боли – свистящий короткий крик, – он хватается за стул и вместе со стулом падает на пол.

Ах ты сукин сын…

Брик. Папа! Дай мне костыль.

Папа отбрасывает костыль подальше в сторону.

Дай мне костыль, Папа.

Папа. Почему ты пьешь?

Брик. Не знаю, дай мне костыль!

Папа. Тогда постарайся узнать, почему ты пьешь, или бросай пить!

Брик. Может, ты все-таки дашь мне костыль, чтобы я мог подняться с пола?

Папа. Сначала ответь на мой вопрос. Почему ты пьешь? Почему ты, парень, выбрасываешь прочь собственную жизнь, словно это какая-то гадость, подобранная на улице?

Брик (поднимаясь на колени). Папа, больно мне, я же наступил на эту ногу.

Папа. Вот и хорошо! Рад, что ты не накачался спиртным до полной потери чувствительности!

Брик. Ты… пролил… мое виски…

Папа. Давай уговоримся. Ты скажешь мне, почему ты пьешь, а я дам тебе виски. Сам налью и вручу тебе стакан.

Брик. Почему я пью?

Папа. Да! Почему?

Брик. Дай виски – скажу.

Папа. Сначала скажи!

Брик. Скажу. Достаточно одного слона.

Папа. Какого?

Брик. Отвращение…

Тихо и мелодично бьют часы. Папа бросает на них быстрый негодующий взгляд.

Как насчет обещанного виски?

Папа. К чему у тебя отвращение? Сперва скажи, к чему именно отвращение? Просто отвращение ничего не значит.

Брик. Дай мне костыль.

Папа. Ты же слышал: ответь сперва на мой вопрос.

Брик. Я ответил: чтобы заглушить отвращение!

Папа. Отвращение к чему?!

Брик. Мы так не уговаривались.

Папа. Скажи, что внушает тебе отвращение, и я дам тебе виски.

Брик. Я могу прыгать на одной ноге, а упаду – могу ползти.

Папа. Тебе так невтерпеж выпить?

Брик (с трудом поднимается, опираясь на кровать). Угу, так невтерпеж.