Кошка на раскаленной крыше

Мама (грустно). Нет, сынок! Лучше бы ты и себе не подливал!

Брик. Я и сам не рад, Мама, но приходится: жду не дождусь, когда в голове у меня раздастся щелчок и мне станет легко и покойно!

Мама. О Брик, ты разбиваешь мне сердце.

Маргарет (одновременно). Брик, пойди сядь рядом с Мамой!

Мама. Я этого просто не вынесу. Это… (Всхлипывает.)

Мэй. Теперь, когда мы все в сборе…

Гупер. Мы можем поговорить…

Мама. …разбивает мое сердце…

Маргарет. Сядь рядом с Мамой, Брик, и возьми ее за руку.

Мама трижды громко шмыгает носом, и в образовавшейся тишине этот звук раздается, как три барабанных удара.

Брик. Сделай это ты, Мэгги. Мне, увечному, не сидится. Я должен колобродить на своем костыле. (Ковыляет к двери на галерею и останавливается там, прислонясь к косяку, в выжидательной позе.)

Мэй садится рядом с Мамой, а Гупер, пройдя вперед, садится на кончик дивана лицом к Маме. Тукер, нервничая, встает где-то между ними; по другую сторону от них стоит доктор Бо, который, ни на кого не глядя, раскуривает сигару. Маргарет отворачивается.

Мама.

Почему это вы окружили меня? Почему все вы так глядите на меня и делаете друг другу знаки?

Тукер испуганно отшатывается.

Мэй. Успокойтесь, Мама.

Мама. Сама успокойся, Сестрица. Как я могу успокоиться, когда все глядят на меня так, словно увидели на моем лице большие капли крови?! Что все это значит, а? В чем дело?

Гупер покашливает и занимает место посередине.

Гупер. Итак, доктор Бо.

Мэй. Доктор Бо!

Брик (неожиданно). Шшш! (

Затем он широко улыбается, хмыкает и опечаленно качает головой.) Нет! Это не щелчок.

Гупер. Замолчи, Брик, или оставайся со своим виски на галерее! Мы должны поговорить на очень серьезную тему. Мама хочет знать всю правду о медицинском заключении, которое мы получили сегодня из Очснерской клиники.

Мэй (нетерпеливо). О состоянии здоровья Папы!

Гупер. Да, о состоянии здоровья Папы. Мы должны посмотреть правде в лицо…

Доктор Бо. Э…

Мама (с ужасом в голосе, поднимаясь). Разве есть что-то? Что-то такое, чего я не знаю?

В этих нескольких словах, в этом вопросе, который Мама задает тихим, упавшим голосом, получает выражение история всех сорока пяти лет ее обожания Папы, ее огромной, почти обескураживающей в своей беззаветной преданности, простодушной любви к Папе, который, должно быть, обладал той же способностью, что и Брик, – умением внушить к себе страстную любовь с помощью простого средства: не любить сильно, до утраты своей обаятельной отрешенности, – и был, как и Брик, по-мужски красив. В этот момент Мама исполнена достоинства: она почти перестает казаться толстой.

Доктор Бо (после паузы, испытывая неловкость). Что? Э-э…

Мама. Я! Хочу! Знать!.. (Сразу вслед за этим возгласом прижимает кулак ко рту, как будто желая взять свои слова обратно. Затем она, непонятно почему, отрывает увядший букетик, приколотый к ее корсажу, швыряет его на пол и наступает на него своей короткой, толстой ногой.) Значит, мне солгали! Я хочу знать!

Мэй. Сядьте, Мама, сядьте вот сюда на диван.

Маргарет (быстро). Брик, пойди сядь с Мамой.

Мама. Что у него? Что у него?

Доктор Бо. С таким тщательным, всесторонним обследованием, которому подвергли Папу Поллита в Очснерской клинике, я не сталкивался еще в моей практике.

Гупер. Это же одна из лучших клиник в стране.

Мэй. Не одна из лучших, а самая лучшая!