Кошка на раскаленной крыше

Брик (посасывает кубик льда из своего стакана, и его голос звучит невнятно). Оставь плантацию Гуперу и Мэй и пятерым их одинаковым мартышкам. Все, что мне нужно, – это…

Папа. Ты сказал «оставь плантацию»?

Брик (неопределенно). Все двадцать восемь тысяч акров лучшей земли в долине.

Папа. Кто сказал, что я «оставляю плантацию» Гуперу или вообще кому-нибудь? Мне только исполнилось шестьдесят пять. Я проживу еще лет пятнадцать-двадцать! Я тебя переживу! Я похороню тебя, и мне придется платить за твой гроб!

Брик. Конечно. Многих лет тебе. Ну а теперь пойдем смотреть фейерверк, пошли, пошли…

Папа. Лгали… Значит, мне солгали… о заключении из клиники? У меня… что-то нашли?.. Рак? Да?

Брик. Ложь, фальшь – это система всей нашей жизни. Вино – один выход из нее, смерть – другой… (Высвобождает костыль из рук Папы, переставшего крепко за него держаться, и торопливо выходит на галерею, оставив дверь открытой.)

Слышно пение, поют песню «Поднимай-ка кипу хлопка».

Мэй (появляясь в дверях). О Папа, работники с плантации поют там для вас!

Папа (хрипло кричит). Брик! Брик!

Мэй. Он на галерее, Папа, пьет.

Папа. Брик!

Мэй удаляется, напуганная исступленностью его голоса. Дети зовут Брика, передразнивая Папу. Его лицо искажается, приобретая сходство с куском потрескавшейся желтой штукатурки, готовым обвалиться и рассыпаться в прах.

Небо освещается. С галереи возвращается Брик. Он медленно входит в дверь с серьезным и совершенно трезвым лицом.

Брик. Прости, Папа.

Голова у меня совсем теперь не работает, и мне просто непонятно, как может человека волновать, жив он или умер, или умирает, или вообще что бы то ни было, кроме как осталось ли еще виски в бутылке, и поэтому я сказал то, что сказал, не подумав. В чем-то я не лучше других, в чем-то – хуже, потому что они живые, а я – почти нет. Может, как раз то, что они живые, и побуждает их лгать, а то, что я почти неживой, делает меня случайно правдивым… не знаю, но… как бы там ни было… мы ведь друзья… А быть друзьями – значит говорить друг другу правду…

Пауза.

Ты сказал мне! Я сказал тебе!

В комнату вбегает ребенок, хватает пакет фейерверков и опять выбегает наружу.

Ребенок(вопит). Бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах!

Папа(медленно и исступленно). Боже… проклятые… лжецы… Все они… лживые мерзавцы! (

Наконец, выпрямившись, направляется к двери в холл. Уже в дверях он поворачивается и оглядывается, словно желая задать отчаянный вопрос, который не может выразить словами. Затем кивает в ответ каким-то своим мыслям и хриплым голосом добавляет.) Да, все лгуны, все лгуны, лживые, паршивые лгуны! (Это произносится очень медленно, с неистовым отвращением. Уходит, продолжая говорить: «Лживые, паршивые лгуны!»)

Звук его голоса замирает. Слышно, как шлепают ребенка. Наказанный ребенок с пронзительными воплями влетает в комнату и исчезает за дверью, ведущей в холл. Брик остается неподвижным. Огни рампы постепенно гаснут.

Занавес

Действие третье

Между действиями нет перерыва во времени.

Входит Мэй с его преподобием Тукером.

Мэй. Где Папа? Папа!

Мама(входя

). Так начадили этими фейерверками, что меня даже замутило от запаха паленого. Где Папа?

Мэй. Вот и я интересуюсь, куда это Папа девался!

Мама. Наверно, к себе ушел. По-моему, он лег спать.

Входит Гупер.

Гупер. Где Папа?

Мэй. Сами не знаем, куда он пропал!

Мама. По-моему, он пошел спать.

Гупер. Ну что ж, тогда мы можем поговорить.

Мама. О чем ты, о чем еще поговорить?

На галерее появляется Маргарет, разговаривающая с доктором Бо.