Едва Самсон разнес вдребезги последнюю из масок, шаман с негромким, сдавленным стоном рассыпался, обернулся кучкой костей и праха.
Самсон выпрямился во весь рост. Сердце в груди билось мощно и ровно; боль, пауки, терзания исчезли, не оставив следа ни в голове, ни в душе. Оглядевшись, он увидел Леса, распростертого на полу, в темной луже собственной крови. Припав рядом с ним на колено, Самсон погладил опоссума по плечу.
Лес поднял на него взгляд.
– А из тебя еще может выйти неплохой дьявол, – оскалив зубы в улыбке, сказал он, а после крохотные искорки в его глазах угасли, и неугомонный опоссум замер, затих.
В подпрыгивающем мешке у костра приглушенно заскулили. Самсон, подтащив мешок ближе, развязал стянутую узлом горловину, и из мешка кубарем выкатились наружу Небо с Ручьем. Увидев Леса, оба поспешили к нему, принялись будить друга, но Лес никак не просыпался. Лес спал вечным сном.
Подхватив тельце Леса на руки, Самсон вынес его из пещеры. Небо с Ручьем последовали за ним.
По ночному небу плыли полупрозрачные легкие облака, восходящая луна заливала окрестные земли неярким дымчатым светом.
Взобравшись на огромную глыбу камня, возвышавшуюся над долиной, Самсон уложил тело Леса на ее вершину, окинул взглядом деревню далеко внизу, запрокинул голову и протяжно завыл. Неотвязный, проникающий в самую душу, его вой эхом разнесся от склона до склона.
В дверях хижин на дне долины замелькали лица перепуганных насмерть людей. Самсон улыбнулся.
– Я – и заботливый пастырь, и погубитель. Я – сама жизнь и сама смерть.
Висящая вниз головой, Абита не спала и не бодрствовала, но пребывала где-то меж сном и явью, то погружаясь во тьму забытья, то вновь возвращаясь к жизни.
Откуда-то издали донесся раскат грома.
В надежде на ливень, хоть на какое-то избавление от духоты и жары, Абита открыла глаза. День снова сменился ночью; кораль озаряло пламя зажженных стражами факелов.
Сглотнуть Абите, как она ни старалась, не удалось – слишком уж сильно распухли язык и горло. Дышалось тоже с трудом, а проще сказать, Абита медленно задыхалась. Голова раскалывалась, отекшие лоб и щеки невыносимо ныли под напором прихлынувшей крови; одна радость: туго стянутые веревками руки и ноги давно уж не чувствовали ничего. Текущая из носу кровь заливала глаза, отчего все вокруг словно окутала багряная дымка. Из конюшен слышались голоса стражников. Некоторых Абита даже могла разглядеть, а остальные, похоже, улеглись спать. Все это – конюшни, факелы, кораль – то меркло во мраке, то возникало перед глазами вновь.
Вдруг что-то, пронесшись мимо, мягко, словно перышко, коснулось щеки, и на ближайший столб в изгороди опустилась черная птица… черный ворон с лицом ребенка.
– Небо, – прошептала Абита… вернее, попробовала прошептать, да только из пересохшего, вспухшего горла не вырвалось даже хрипа.
Однако Небо, словно услышав ее, добродушно, радостно улыбнулся и закивал головой.
«Самсон? – подумала Абита. – Самсон здесь?»
В глазах помутилось, потемнело, а к тому времени, как Абита снова пришла в себя, ворон исчез. Может быть, он ей попросту примерещился?
Как бы там ни было, вместо ворона поблизости появился кто-то еще – темный, огромного роста, лица толком не разглядеть…
«Самсон? Самсон! Наконец-то», – обрадовалась Абита, но, приглядевшись, увидела, что это вовсе не Самсон, а Нортон.
Слегка покачиваясь, будто в изрядном подпитии, Нортон не сводил с нее мутных заспанных глаз. На лице его застыла гримаса тупого, бесстрастного равнодушия, челюсть слегка отвисла. В руке он держал нечто небольшое, однако странно знакомое. Сделав еще шаг к Абите, стражник поднял ношу – сверток на длинной веревке – повыше.
«О Господи», – подумала Абита, каким-то чудом сумев издать слабый, едва уловимый стон.
На веревке покачивался ее кот. Ее бедный, несчастный Бука.
– Ведьма, – процедил Нортон. – Не боюсь я тебя, ведьма, слышишь?
Язык его заплетался, изо рта на пять футов разило ромом. Подойдя вплотную, он привязал мертвого кота к поясу Абиты, так что тельце Буки повисло прямо перед ее носом.
– Можете так, вдвоем, и отправляться в Ад. Слышишь меня?
Ответить Абита не смогла б, даже если бы захотела. Мир вновь начал меркнуть, громкое биение пульса в ушах сделалось тише… еще тише… еще тише… и все вокруг окутала непроглядная тьма.
Тьма.
Боль, острая боль. Темнота поредела, рассеиваясь, точно дым. Мало-помалу из темноты проступило лицо… лицо Гаррета. Присев на корточки, он не сводил пристального взгляда с Абиты. В руке его поблескивал длинный нож.
– Видали? – ухмыльнувшись, сказал он. – Я ж говорил, не померла еще.
– Да померла же, – возразил Нортон.
– Нет, жива. Глядите, я покажу.
С этими словами Гаррет ткнул ножом в щеку Абиты. Абита дернулась.
– Видали?
Нортон сощурился.
– Ах, ты… чтоб ее…
– И долго нам еще здесь торчать? – спросил стражник с изрядно отвислым брюшком, по имени Ричард. – Я лично этой дырой, этой кучей навозной уже сыт по горло.
– Кто ее знает. На моей памяти кое-кто по четыре, а то и по пять дней выдерживал.
– Ч-четыре… а то и пять?! – ахнул Ричард. – Бог ты мой… и нам ее караулить, пока не помрет?