Космическая опера

Надзиратель заговорил; Дарвин Личли глухо переводил: «Не могу рекомендовать местному населению столь тенденциозное, провокационное, идеологически выхолощенное сочинение. Эта импровизация могла бы показаться изобретательной, но автор отчаянно избегает любого благозвучия, что опять-таки делает ее монотонной и предсказуемой. Напоследок я хотел бы заметить, что оркестрантам, которым поручены „бсыг ргассик“, следовало бы внимательнее прислушиваться к вступительным „сфлкс“ воздушной шелестелки».

«Воздушной шелестелки?»

«Он имеет в виду дирижерскую палочку сэра Генри. Органы слуха водяного отчетливо улавливают свист палочки, рассекающей воздух, и он убежден в том, что это своего рода музыкальный инструмент».

«Очевидно, что мы имеем дело с кретином, – ледяным тоном заключила леди Изабель. – Можете сообщить этому инопланетному бюрократу, что наше терпение истощилось, и что мы решительно отказываемся исполнять какие-либо дальнейшие произведения перед представителями его расы, так как он высказывает абсолютно необоснованные суждения с уверенностью профессора, поясняющего азбучные истины – не говоря уже о том, что ему медведь на ухо наступил!»

Дарвин Личли осторожно попытался дать водяному общее представление о сущности высказываний леди Изабель, но тот не выразил никакого интереса. Нагнувшись над блокнотом он, судя по всему, производил какие-то расчеты. Через некоторое время он обратился к Дэвиду Личли – тот моргнул от неожиданности и, слегка запинаясь, перевел: «Местные обычаи требуют, чтобы надзиратель взимал плату за экспертизу. Шестьсот батареек для карманных фонариков примерно покрывают…»

«О чем он болтает? – раздраженно спросила леди Изабель. – При чем тут батарейки для фонариков?»

Личли устало улыбнулся: «Батарейки для карманных фонариков служат чем-то вроде местной валюты – по меньшей мере тогда, когда заключаются сделки между землянами и аборигенами».

Леди Изабель отчетливо и громко произнесла: «Проинформируйте это существо о том, что никто ему ничего не заплатит – ни батарейками для фонариков, ни какой-либо другой валютой! Объясните, что его отношение к нашей миссии просто оскорбительно, и что он в неоплатном долгу не только передо мной и перед господином Бикелем, но и перед всей нашей труппой! Постольку, поскольку речь идет об оплате, с этого шарлатана, а не с нас, причитаются шестьсот батареек для карманных фонариков! Объясните ему, что мы устали, и что он может идти. Роджер! Передай капитану Гондару, что разборку театрального шатра следует начать немедленно!»

Водяной-надзиратель не сдвинулся с места. Леди Изабель с изумлением уставилась на туземца: «Что еще ему нужно?»

Дарвин Личли ответил упавшим голосом: «Он говорит, что ошибся в расчетах. В дополнение к шестистам батарейкам с нас причитается штраф за исполнение музыки в более чем трех тональностях, приводящее к перенапряжению критических и аналитических способностей эксперта. В случае каждого из двух первых произведений штраф составляет пятьдесят батареек для карманных фонариков, тогда как в случае „Воццека“ он вынужден взыскать штраф в тройном размере. В итоге мы должны ему восемьсот пятьдесят батареек».

«Пусть убирается. Никто ему ничего не заплатит».

Личли и надзиратель обменялись несколькими фразами, после чего переводчик обратился к леди Изабель: «Он заявляет, что в том случае, если ему не заплатят, он высвободит в воздух содержимое своего спорангия, и атмосфера „Феба“ будет инфицирована примерно десятью миллионами летучих эмбрионов, во взрослом состоянии принимающих форму, более или менее сходную с региональным надзирателем».

Леди Изабель открыла было рот, но тут же закрыла его. Повернувшись к Бернарду Бикелю, она спросила: «Значит, придется платить?»

«Увы! – скорбно развел руками музыковед. – Придется платить».

«Но откуда мы возьмем столько батареек? На борту корабля едва наберется несколько дюжин». Она повернулась к переводчику: «Что же нам делать?»

«Позвольте мне вызвать комиссара Кэма – он пришлет воздушный транспорт с требуемой суммой».

Через час прибыл грузовой аэромобиль. Пересчитав батарейки, водяной-надзиратель удалился без лишних слов.

«Никогда еще я не оказывалась в такой возмутительной ситуации! – пожаловалась леди Изабель. – Как такие, казалось бы, разумные существа могут быть настолько наглыми и узколобыми?»

Бернард Бикель рассмеялся: «Если бы вы побывали на стольких планетах, сколько привелось увидеть мне, вас бы уже ничто не удивляло. Раз за разом люди убеждаются в том, что за каждую победу приходится платить множеством разочарований и недоразумений».

«Возможно, я ожидала слишком многого, – леди Изабель налила себе чаю. – И все же… Надо полагать, я слишком оптимистична и доверчива. Век живи, век учись». Она вздохнула: «Но мы можем делать только все, на что способны. Как только мы пойдем на компромисс, всякая надежда на достижение наших идеалов будет потеряна. Господин Личли! Эти психоборцы, к которым мы собираемся теперь отправиться – надеюсь, они не настолько мелочны и придирчивы, как здешние туземцы?»