Космические хроники, или Почему инопланетяне до сих пор нас не нашли

НДТ: Каждый раз, когда я погружаюсь в историю человеческих взаимоотношений, я понимаю, что у людей всегда находятся причины, чтобы сражаться с себе подобными и убивать их. Это действительно угнетает. Так что я не знаю, могу ли я доверить человеческим существам колонизацию другой планеты, не связанную с насилием и конфликтами. Кроме того, будущее всегда несколько переоценивают. Просто вспомните, как в шестидесятые говорили: «К 1985 году тысячи людей будут жить и работать в космосе». Нет. Сейчас 2006 год, и у нас в живут и работают в космосе три человека. Иллюзии возникают, в первую очередь, оттого, что люди забывают, какие усилия потребовались, чтобы попасть в космос.

КС: Хотели бы вы сами сделать вылазку в космос, чтобы исследовать его лично?

НДТ: Нет, никогда не хотел. Когда говорят «космос», часто подразумевают околоземную орбиту. Такая орбита может проходить всего в трехстах километрах над поверхностью Земли. Это расстояние между Нью-Йорком и Бостоном. Космос, который мне интересен, находится намного дальше – галактики, черные дыры, структуры, образовавшиеся сразу после Большого взрыва. Если бы мы могли путешествовать в такие дали, будьте уверены, я бы первым встал в очередь. Посетить Андромеду? Готов отправиться в путь завтра. Но мы еще этого не можем, так что пока я устроюсь поудобнее и подожду.

Солнце вращается вокруг Земли?

КС: В среднем американцы гораздо меньше знакомы с наукой и технологиями, чем жители других стран. Вы сказали, что если мы не постараемся поднять уровень научной грамотности в Америке, нас ждет кризис.

НДТ: Этот кризис уже происходит. Но я рад сообщить, что среди нас есть понимающие и дальновидные люди, и некоторые из них работают в государственных комиссиях и составляют отчеты. Например, в отчете «Страна в опасности», опубликованном в 1983 году Национальной комиссией по образованию[24], было сказано, что если бы враждебная держава попробовала навязать Америке ту низкокачественную систему образования, которую мы имеем сегодня, мы сочли бы это актом войны. На самом деле в этом отчете даже было сказано, что «Америка фактически совершает акт бездумного одностороннего образовательного разоружения».

КС: Некоторые исследования показывают, что только около 20–25 % взрослых американцев обладают научной грамотностью. Одно исследование показало, что каждый пятый американец думает, что Солнце вращается вокруг Земли, а ведь от этого представления отказались еще в XVI веке. Это вас удивляет?

НДТ: Не вы ли только что спросили меня, в кризисе ли мы? Да, мы в кризисе. И да, меня это очень беспокоит. Наше общество несведуще в ряде вопросов, относящихся к фундаментальным представлениям о физическом мире. И кстати, научная грамотность – это не просто количество химических формул, которые вы можете вспомнить, или представление о том, как работает микроволновка. Научная грамотность – это понимание сил, которые управляют вселенной. Поэтому она несовместима с представлением о вращении вокруг Земли Солнца, которое в миллионы раз тяжелее ее.

КС: Это особенно тревожно, потому что многие политические дискуссии возникают вокруг научных вопросов, таких как глобальное потепление или исследования стволовых клеток. Что же нам с этим делать?

НДТ: Могу вам только сказать, что я с этим делаю. Мне неприятно говорить это, но я махнул рукой на взрослых. Они уже сформировались, на их взглядах отразились все их жизненные перипетии, и для них я уже ничего не могу сделать. Однако на школьников я в некоторой степени могу повлиять. Здесь я как ученый и просветитель могу кое-что предпринять, чтобы помочь им научиться думать, научиться проверять утверждения, сравнивать, что говорит один человек, с тем, что говорит другой, выработать определенный уровень скепсиса. Скепсис – это здоровое чувство. Это не плохо, а хорошо. Так что я работаю со следующим поколением по мере его взросления. А что делать с остальными – не знаю. Восьмидесяти процентам взрослых я помочь не могу.

КС: Как нам изменить стиль и способ преподавания научных дисциплин?

НДТ: Спросите кого угодно, сколько человек из всех его преподавателей действительно повлияли на него, и для ответа почти всегда хватит пальцев одной руки. Мы помним их имена, помним, что они делали, даже как они ходили перед доской. Знаете почему? Потому что они страстно любили свой предмет. Потому что они разожгли в нас огонь. Им удалось разжечь страсть к предмету, о котором мы раньше и не думали, потому что они сами испытывали эту страсть. Вот как люди приходят в науку, в инженерное дело, в математику. Вот что нам нужно поддерживать и развивать. Если бы это происходило на каждом уроке, мир был бы совсем иным.

Китай: новый «Спутник»