Иногда это нечто очень простое. В последний раз когда я был в Италии, я пошел в супермаркет и увидел, что целый ряд занят только макаронами. Я никогда не видел такого. Там были макароны таких форм, какие никогда не делают в Соединенных Штатах. Поэтому я спросил итальянских друзей: «Вам это бросается в глаза?» И они ответили: «Нет, это просто ряд с макаронами». В магазинах на Дальнем Востоке есть целые ряды с рисом, где возможности выбора превосходят все, что можно представить себе в Америке. Я спросил приятельницу, родившуюся не в Америке: «Что, по-твоему, я не замечаю в американских супермаркетах?» И она ответила: «У вас целые ряды готовых хлопьев к завтраку». Конечно же, для меня это просто ряд с хлопьями. У нас целые ряды безалкогольных напитков: кока-колы, пепси-колы и подобных им. И для меня это всего лишь ряд с газировкой.
К чему я привел эти примеры? К тому, что в Америке символы ее космической программы – такая же обыденность. Продаются магниты на холодильник в форме космического телескопа имени Хаббла. Можно купить лейкопластыри не только с Человеком-Пауком, Суперменом и Барби, но также с мерцающими в космической тьме звездами, планетами и их спутниками. Можно купить ананасы, нарезанные в форме разнообразных космических объектов. И люди уже не обращают особого внимания на этот космический компонент нашей культуры.
Несколько лет назад я работал в комиссии, целью которой было проанализировать сценарии развития американской аэрокосмической промышленности, переживавшей не лучшие времена, отчасти из-за успехов европейского «Эйрбаса» (Airbus)и бразильского «Эмбраэра» (Embrair). Мы ездили по миру, чтобы понять, в каком экономическом климате приходится работать американской промышленности, и посоветовать Конгрессу и аэрокосмической отрасли, как восстановить лидерство или хотя бы конкурентоспособность, которую они (и все мы) когда-то считали само собой разумеющейся.
Вкусный космос: батончики «Марс», «Милки Вэй». «Мунпай», жвачки «Эклипс» и «Орбит», «Санкист», «Небесные вкусы». Съедобного «Урана» не бывает[35]
.10 июля 2010 года 11:28
Итак, мы посетили разные страны в Западной Европе и двинулись дальше на восток. Наша последняя остановка была в Москве. Мы посетили Звездный городок – центр подготовки космонавтов, где установлен потрясающий памятник Юрию Гагарину. После обычных вступительных банальностей и утренней стопки водки директор Звездного городка откинулся на спинку стула, ослабил галстук и со страстью заговорил о космосе. Его глаза сияли, как и мои, и я ощущал связь, которую не чувствовал в Англии, Франции, Бельгии, Италии или Испании.
Конечно, эта связь между двумя странами существует из-за того, что в какой-то короткий по историческим меркам период времени они обе бросили все силы на то, чтобы вывести человека в космос. Этот порыв нашел свое отражение и в русской, и в американской культуре, так что мы не представляем себе жизни без космоса. Дух товарищества, витавший между мной и директором Звездного городка, заставил меня задуматься о том, каким был бы мир, если бы в этой деятельности участвовали все страны. Я представил себе, как все мы могли бы быть связаны на каком-то высшем уровне, над экономическими и военными конфликтами. И мне было удивительно, как две страны, так похоже мечтавшие о человеческом присутствии в космосе, могли на протяжении многих лет противостоять друг другу в эпоху после Второй мировой войны.
Есть еще один пример того, как космос становится частью культуры. Три года назад НАСА объявило, что будущая ремонтная экспедиция к космическому телескопу имени Хаббла может быть отменена, и эта новость вызвала в Америке большой резонанс. Знаете, кто сыграл главную роль в изменении этого решения? Не астрофизики, а широкая общественность. Почему? Потому что изображения, полученные «Хабблом», повсеместно красовались на стенах, на экранах компьютеров, на обложках компакт-дисков, на гитарах и даже на модных платьях, и таким образом люди ощущали личную сопричастность космическим открытиям. Публика сочла «Хаббл» своим, и после серии газетных передовиц, писем в редакцию, ток-шоу и дебатов в Конгрессе финансирование было восстановлено. Я не знаю другого примера в истории науки, когда бы общественность сочла научный инструмент своим. Но это и вправду произошло на наших глазах, потому что «Хаббл» стал частью американской массовой культуры.
Я нескоро забуду то глубокое чувство общности, которое я испытал в Звездном городке, непринужденно разговаривая с российскими исследователями космоса. Если бы такие чувства можно было распространить на весь мир, у нас были бы общие мечты и каждый смог бы думать о будущем. А если все станут думать о будущем, однажды мы все вместе сможем отправиться в космос.