Форма и орнаментация изображенного сосуда позволяют наиболее точно определить принадлежность святилища. Такая посуда была характерна для среднестоговской культуры, носители которой заложили Высокую Могилу. Обломки керамики среднестоговского типа были найдены в «Гроте быка», расположенном над тупиком северной галереи. Учитывая, что здесь же находились обломки керамики и днепро-донецкого типа, можно предположить особое почитание «Грота» в период далеких походов «новоданиловцев». Не тогда ли узнали они шумерский миф о происхождении мира и деяниях Энлиля?.. Во всяком случае, находки из «Грота быка» напоминают остатки жертвоприношений Мариупольского могильника, а найденные там булавы очень специфических форм соответствуют булавам из Суз. Кроме того, среди плит Каменной Могилы найден сосуд так называемой майкопской культуры, носители которой пришли на Кавказ из Месопотамии.
Итак, население Азово-Черноморских степей — прежде всего окрестностей Каменной Могилы, ставшей одним из прообразов первых курганов, — познакомилось с шумерскими мифами. Это случилось не позднее рубежа IV–III тысячелетий, и древнейшее из обнаруженных здесь заимствований было связано с мифами о происхождении мира и земледелия. Последнее обстоятельство странно для степняков-скотоводов. Его наиболее вероятное объяснение: первый контакт азово-черноморских племен с шумерской культурой.
Впрочем, могло сказаться и то обстоятельство, что навыки земледелия не чужды были и скотоводам, о чем свидетельствуют находки изображений и подлинных рал в курганах III–II тысячелетий. А господствующие в «Гроте быка» рисунки домашних животных выполнены с заметным подражанием ближневосточным сюжетам и стилистике.
Известно, что шумерские мифы о происхождении мира и всемирном потопе пережили века и народы, отразившись в Библии. Строители «степных пирамид» познакомились с этими мифами на два-три тысячелетия раньше, сделав их достоянием формирующейся индоиранской языковой общности. В «Ригведе» этот стык шумерской и арийской культур практически незаметен, разве что от Энлиля («воздуха колебания») протянулась едва заметная специалистам ниточка к ритуальным весенним танцам индусов лельа («туда-сюда») да к славянскому весеннему божеству Лелю. А вот сюжет «Золотого зародыша» или Праяйца, возникшего в водах изначального Океана и породившего Праджапати, который создал Землю-мать и Небо-отца из половинок его скорлупы, хоть и близок шумерскому мифу, но никак не обнаруживает своего прямого родства.
В курганах же традиция обоих шумерских мифов более выражена. От изображений северной галереи Каменной Могилы нетрудно перекинуть мостки к расположенным неподалеку курганам № 11 и № 13: первый из них перекрыл могилы-челны, а второй — несколько различного рода воронок. От первых можно протянуть цепочку к обычаю помещения в могилы лодок или плотов, обеспечивавших покойникам «воскресение-всплытие» из потусторонней пучины, а от вторых — к обрядовой имитации полужидкого хаоса (салилам ариев). Такие материалы, вполне соответствующие арийским обычаям и представлениям, рассмотрены нами на примерах из «Ригведы», а также из курганов у Великой Александровки, Староселья, Семеновки, Бычка и других.
В этих материалах так или иначе отразились идеи преодоления небытия, воскресения погребенных. Нельзя сказать, чтобы шумерские мифы были начисто лишены этих идей. Но при сравнении Праджапати с Энлилем можно заметить, что первый создает Землю-мать и Небо-отца, в то время как второй просто разъединяет их. А когда наступил всемирный потоп и воды покрыли землю до самого неба, то люди, вылепленные когда-то из глины, раскисли; уцелевший же Зиусудру (позже Утнапиштим, прообраз библейского Ноя) не воскресал, а переждал потоп на плоту. «Вечный дух, какой имеют боги», он получил от Ана и Энлиля за то, что после окончания потопа почтил их жертвоприношением…
Нетрудно заметить коренное отличие космогонических мифов рабовладельческого Шумера от подобных мифов ариев и других племен первобытнообщинной формации. Мифы шумер уже лишены связей с годовым и прочими циклами, они носят как бы линейный характер. Цикличный мотив воскресения, обновления жизни, столь характерный для мифотворчества первобытных народов, потеснен в них мотивами последовательности деяний, достижения цели, расплаты за грехи и тому подобное.
Это что касается сопоставления мифов доклассовой и раннеклассовой формаций, не посвящавшихся специально темам противоборства жизни и смерти. А как отличались восприятия бытия и небытия в тех мифах, где эти темы рассматривались?
Умирающее и воскресающее божество — очень древний, проходящий через всю историю Востока мифологический мотив. Такие божества порождались представлениями о цикличности благоприятного и неблагоприятного полугодий, посева и жатвы, рождения и смерти. В Шумере наибольшей известностью пользовался миф о Думузи. История его такова.