Космическое сознание

«пасть» и «убить», имеют свои собственные термины в отношении почти каждого животного, точно так же как спортсмен с особенным удовольствием дает различные названия ходу игры

и ее участникам.

Все эти факты служат показателем того, в каком положении находится человеческий

интеллект перед лицом предоставленного в его распоряжение внешнего мира; он пытается

проникнуть в каждую замеченную им скважину, как бы ни было незначительно и ненадежно

обладание тем, к чему он стремится. Ум человека беспрестанно, из века в век, старается

овладеть явлениями внешнего мира, и рост человеческого ума состоит в том, что он

постепенно поднимается вверх и покрывает эти явления, как плющ, который

распространяется во все стороны, поднимается вверх и покрывает каменную стену, причем

побег, которому посчастливилось хорошо зацепиться, укрепляется и дает новые ростки; тот

же, которому это не удалось, вскоре перестает расти и окончательно гибнет.

Для нашей цели необходимо отметить главным образом следующее: как ребенок учится

говорить, так и целая раса начинала с немногих или, как утверждает Гейгер, даже с одного

слова, т. е. человек начал думать при помощи немногих или даже одного понятия (само собой

разумеется, что он обладал в то время и еще раньше большим запасом ощущений и

представлений, иначе ему не удалось бы почти ничего сделать при помощи своего одного или

немногих понятий). Затем из этих немногих или одного понятия развилось громадное

количество понятий и слов, которые с того времени и начали свое существование. Эта

эволюция всего человеческого интеллекта из одного начального понятия не должна казаться

невероятной или даже особенно чудесной для тех, кто знает, что все сложное тело человека, со всеми его тканями, органами и частями, построено из сотен миллионов клеточек, каждая

из которых, несмотря на все свои структурные и функциональные отличия от клеточек других

органов и тканей, происходит по прямой линии от одной первичной клетки, из которой

произошел каждый из нас (и притом только немного лет тому назад).

Таким образом, обращаясь назад к прошлому, мы находим язык и вместе с ним

человеческий интеллект сходящимися в одной точке, и знаем, что как тот, так и другой

должны были появиться в эпоху, не очень отдаленную от нашего времени. Приблизительная

дата начала языка и интеллекта установлена многими учеными, и мы не слишком уклонимся

в сторону, если будем (пока) считать ее за триста тысяч лет до нашего времени.

IV

Значительно ближе к нашему времени, чем рождение интеллекта, появление чувства

цвета. Мы имеем авторитетное указание Макса Мюллера, который утверждает следующее:

«Хорошо известно, что способность различать цвета — позднего происхождения; Ксено-фан

знал только три цвета радуги: пурпуровый (фиолетовый), красный и желтый; даже

Аристотель говорил еще о трехцветной радуге, а Демокриту были известны не более четырех

цветов: черный, белый, красный и желтый».

http://www.e-puzzle.ru

Гейгер указывает на возможность доказательства путем исследования языка, что не

позже, чем в период жизни первых арийцев, следовательно, может быть, не более пятнадцати

или двадцати тысяч лет тому назад, человек сознавал только один цвет. Он не различал

никакой разницы в цвете между голубым небом, зелеными деревьями и травой, бурой или

серой землей и золотыми и пурпурными облаками солнечного заката и восхода. Так, Пиктет

не находит названий цветов в примитивной индоевропейской речи, а Макс Мюллер не нашел

в санскритском языке корня, значение которого сколько-нибудь говорило бы о цвете.

Однако в более поздний период времени, еще до возникновения самых древнейших из

дошедших до нас литературных памятников, чувство цвета настолько подвинулось вперед, что стали распознавать красный и черный. Еще позднее, в эпоху Риг-Веды, отличали

красный, желтый и черный как три отдельных цвета, но зато это и были все цвета, которые

умел воспринимать человек того века. Еще позднее к этому списку прибавился белый, а затем

и зеленый; но на всем протяжении Риг-Веды, Зенд-Авесты, гомеровских поэм и Библии не

встречается никаких упоминаний о цвете неба, что, по-видимому, говорит о том, будто он

тогда еще не распознавался, так как такой пропуск едва ли можно приписать простому

случаю. Десять тысяч строк Риг-Веды заняты пространными описаниями неба, сотни раз в

них упоминается весь внешний вид его: солнце, луна, звезды, облака, молния, восход и закат

солнца. Точно так же и Зенд-Авеста, для автора которой свет и огонь, земной и небесный, были священными предметами, едва ли могла случайно не упомянуть о голубом цвете неба. В

Библии небо и небеса упоминаются более четырехсот тридцати раз, и, однако, ни разу не

говорится о цвете голубого неба. Нигде в мире нет такой интенсивной синевы небес, как в