Космологические коаны. Путешествие в самое сердце физической реальности

Но изображение становится туманным: меч великого Муненори аккуратно рассекает его на две части, и оно веером разворачивается вдоль холмов под монастырем Ганден. Декогерентные траектории теряют связность, их нормированные веса становятся эргодическими. Джинн видит, как на многих из них его добыча просто сливается с какими-то предметами вдоль дороги, ведущей в провинцию Ляонин. Изображение померкло. И джинн, удвоив свои вычислительные мощности, берется решать задачу «в лоб», методом перебора частиц и волновых функционалов. Он направляет их в самое большое из гильбертовых пространств — и что же? Джинн растерян, никаких зацепок у него нет.

Изрыгая ругательства, джинн роет пещеру в своем разуме и помещает туда исследуемый объект.

Часть 4 Величественные вершины с бескрайним обзором

Те астролябии, с помощью которых вы стремитесь разглядеть девять фантастических движущихся сфер — в конечном счете, в них заточен ваш разум, так что вы представляетесь мне не чем иным, как попугаями в клетке, а я наблюдаю за вами, порхающими вверх и вниз, переворачивающимися и скачущими внутри этих кругов. Мы знаем, что трон Верховного Правителя не может быть столь узок и жалок, что двор его не может быть столь тривиален и убог, его имитация не может быть столь ничтожна и бесталанна… так что одно дуновение ветерка заполняет его до краев, а один глоток опустошает.

Джордано Бруно «О бесконечности, вселенной и мирах»[88]

27. Под небесным сводом (Вблизи Падуи, 1608 год)

Ты сопровождаешь Галилео во время одной из его обычных ночных прогулок за городом, где ему никто не мешает наблюдать ночное небо. В какой-то момент в середине ночи, всматриваясь в подрагивающую вереницу звезд над головой, ты вдруг осознаешь нечто важное. Ты тормошишь Галилео, который сразу весь внимание.

«Галилео, — говоришь ты, — взгляни на звезды, заполняющие ночное небо, и темные промежутки между ними. Что из этого следует?»

«Да, — произносит Галилео, — я много об этом думал во время своих астрономических вылазок и пришел к такому выводу: есть веские основания полагать, что вселенная не может одновременно быть и бесконечно старой, и неизменной. Это значит, что если вселенная вечна, она должна расширяться. В противном случае она должна была бы быть создана за определенное конечное число лет до этого момента. Мне надо привести свою аргументацию?»

Ты поражен этим удивительным интеллектуальным подвигом, но кое-что понуждает тебя (причем, откровенно говоря, тебе это даже доставляет удовольствие) не отклоняться от хода своих мыслей.

«Может, и так. Но я думаю, ты не придал значения очень важному факту, лежащему в основе всех твоих наблюдений».

«Могу я узнать, что же это?» — спрашивает Галилео.

«Кто-то украл наш навес».

Если бы непрерывность звезд была бесконечна, тогда бы заднее поле неба являло нам единообразную светящесть, подобную исходящей от Млечного Пути, — ибо, безусловно, не было бы точки на всем этом заднем поле, где не существовало бы звезды.

Эдгар Аллан По «Эврика»[89]

Вряд ли выводы Галилея на самом деле были именно такими, и не похоже, что свои наблюдения он проводил за городом (под навесом или без него). Но красота бархатно-черного неба, инкрустированного звездами, на самом деле тесно связана со структурой космоса на самых больших масштабах.

Глядя на ночное небо (или просто представив его себе), всмотритесь в черное пространство между звездами. Да, оно темное, но с помощью бинокля можно увидеть гораздо больше звезд. Свет от этих звезд слишком слабый, и поэтому они не видны невооруженным глазом. Некоторые звезды действительно маленькие и тусклые, но большинство из них мы едва различаем просто из-за того, что они слишком далеко. Давайте посмотрим, к каким выводам можно прийти, исходя только из того, что небо черное.