Кирк, махнув рукой, поплёлся к репликатору. Явно замотался.
– Какие ещё слухи? – Боунс сморщился. Только досужих домыслов ему не хватало для счастья.
– Разные, то ли ты наших сплетников не знаешь… – пикает кнопками кода. – Что Чехов любовника завёл, что любовник завёл Чехова. Не бери в голову, говорю.
– Да у нас с ним такие узаконенные отношения… – начинает огрызаться МакКой, но тут до уставшего мозга доходит. Он ставит кружку с чаем на стол. Сейчас очень хочется провести рукой и стереть картинку – как свернуть окна падда. Будто и не было. – Это про Пашку и того… из астрофизики? Кто говорил?
– Краем уха слышал… Да от твоих же из медицинского… О, прикольно, мороженое вишнёвое будешь?
– Это рыба. Копченая, – машинально пояснил МакКой. Постучал пальцами по столу. – А «яичница» – сандвич. Пашка развлекается. – Обернулся. – Он в последнее время с козлом шкафообразным зависает. Джим, я-то знаю, что этот кудрявый дурик просто не видит, как Кельвин на него смотрит, а тот его сожрать взглядом готов, чёрт возьми! Пашка наивный до… до хрен знает чего.
– Наш штатный гений два и два сложить не может? – Кирк выглядывает из-за репликатора. Пахнет «вишнёвым мороженым». – Не знаю. По мне так он ушлый как чёрт.
– Сам ты ушлый, морда капитанская, – МакКой скрещивает руки. В последние дни этот жест к нему прицепился.
– Ты так говоришь, потому что не видел, как он в спаррингах мухлюет. Ладно, дело ваше.
Капитан ставит на стол рыбу и пиво. Усаживается с довольной рожей.
Боунс сидит как на иголках. Как бы он действительно всё это время Пашку недооценивал. Вспомнить хотя бы, как лейтенант к нему самому в первый раз подкатил.
– Ты мне припёрся только это сказать?
– Я припёрся удостовериться, что у вас всё нормально. Но раз ты Павлу доверяешь, то порядок… – принюхался к пиву. – Да хоть немного посидеть по-человечески, а то у меня постоянно этот разумный светильник-посланник ошивается. Даже ночью. Не поспишь…
Бурчит что-то под нос, отхлёбывает пиво и вгрызается в рыбу.
– Какой ещё… А, шар этот? – Боунс не может перестать думать о гипотетической картинке, где Пашка с астрофизиком развратно засосались над картой альфа-квадранта. – А чего в коридоре ему?..
– Да Спок… – теперь видно, что Кирк расстроен. – Дескать, посол-хуесол, ему надо уважение оказывать, а не в коридор выставлять. Блин, Боунс, меня недотрах в могилу сводил, а теперь ещё и недосып.
– Дрочи и принимай снотворное, что я тебе ещё скажу, – МакКой сверлит взглядом ковёр. Надо перестать думать о Пашке, потому что сродни свихнуться, если продолжить. – У зеленоухого и так постоянная перегрузка из-за контакта с этим вашим живым светильником.
– Ты прикинь, так и делаю… Эх… – После ещё одного глотка, – повезло тебе, молодая попка в прямом доступе. Ну, твоё здоров… кстати. – Уставился. – Ты не пьёшь?
– Пью. – Боунс поднялся. – Что-нибудь порядков так на пять крепче.
Соорудил себе полный стакан. Больше половины – льда. Ну точно Пашка со своей «заботой».
– А мне нельзя, когда я под градусом, Спок недовольные рожи корчит.
Кирк снова вгрызается в рыбу. Капитан любит пожрать.
А тут хоть на стенку лезь.
– Походу, нормальные отношения мне не светят.
Боунс вернулся на свой стул и глотнул холодный виски. Зубы заломило сразу. Ещё один «подарочек» в защиту трезвого образа жизни.
– Да говорю тебе, сплетни, – легкомысленно отмахивается тот. – Ладно если бы ты его не удовлетворял… да и когда трахаешься, сразу же понятно, трахали человека до тебя или нет. Расслабься.
– Иди ты…
Боунс отставил стакан, в котором льда определённо было больше раза так в два, чем его шансов напиться, полез в шкаф и выудил оттуда нормальный, не реплицированный виски. Открыл и плеснул в ледяное царство стакана насыщенную охристую жидкость.
– За наивность и невинность, морда твоя капитанская, – слегка отсалютовал вгрызшемуся в рыбу Кирку.
Пашка привык, что, когда он возвращается к себе (вернее, к ним с Боунсом), доктор либо составляет отчёты, либо моется, либо уже укладывается спать.
В этот раз получилось как-то… не так. Ровно с того момента, как открылась дверь каюты.
Сначала напахнуло тяжёлым запахом виски. Явно не из репликатора, потому что над тем-то Паша поработал душевно. Обычным неразбавленным виски пахло.
Далее – было полутемно. Свет процентах на пятнадцати, не больше.
А ещё – когда Паша закрыл за собой дверь и собирался расшнуровывать ботинки, его придавил к стене горячий и пьяный Боунс. Не дав сказать ни слова, руками – под одежду, поцеловал горячо и горько от привкуса выпивки. Закинул ногу Чехова себе на поясницу (даже так чувствовалось, что доктор уже нехило возбуждён).
Больше половины времени, отведённого альфа-смене под сон, Боунс его трахал. Почти без передышек, сначала у стены, потом на полу, потом переползли на кровать – и там до упора, пока сном совсем не свалило. Пашке несло крышу от доктора. Обычно он занимался сексом медленно, размеренно, а тут – будто голову потерял – буквально втрахивал лейтенанта в стену, пол, кровать, оставлял на коже темнеющие засосы, сжимал бёдра и предплечья до боли.