Порой ей казалось, что она так и появилась на свет где-нибудь в гнезде на дереве, созданная из листьев, тонких солнечных лучей и веточек. Хотя иногда в далёких воспоминаниях всплывал зыбкий образ женщины такой же хрупкой, как и сама Эдна. Одна из жриц леса. Даже её имя стёрлось, как и черты лица, голос и ощущения прикосновений.
Отца так и вообще Эдна не знала, воспитанная лесом, старшими жрицами и традициями. Её храм — сплетение ветвей над головой, её дом — мощные шершавые стволы дубов, её дыхание — вздохи ночных птиц.
Некоторые шептали, потому она и стала Верховной жрицей — слишком далёкая от простых людей и забот, погруженная в неизменность циклов и ритуалов, отчасти отстраненная от всего, что за границами.
На её коже были свои узоры — все девять ступеней посвящения. Рыжеватые орнаменты, как рассыпанная по телу осенняя листва. Иногда она думала, а каково это — иметь семью? Помнить родителей и их ласки? И, как умела, старалась всё это дать собственному сыну.
Часто она с удовольствием слушала рассказы Монгво о его племени.
Теперь её дом в опасности, которой нет названия. И она готова на всё.
***
— Лес умирает, Эдна. И в этом твоя вина.
— Неужели, Анук? И в чём же?
— Ты впустила чужаков и позволила прикоснуться к источнику, а его воды смешались с испорченной кровью колдуна. Твой сын шастает по миру, а не учится у нас.
— Это мой сын.
— А не наш, ты хочешь сказать?
— Не твой, Анук.
Друид втянул носом воздух и зло бросил:
— Ты нарушаешь вековые традиции и не чтишь лес.
Эдна была готова к таким обвинениям, но всё-таки слова царапнули изнутри, в то же время придав смелости и злости.
Друиды походили на сами деревья. Их коричневатая кожа отлично сливалась с корой, а наощупь ощущалась едва шершавой. В длинных волосах запутались мох и травы, и в глазах, подёрнутых пеленой, застыли отражения всех минувших лет. Анук был самым молодым, и то старше неё.
Однажды он вступил в ряды охотников, а она проводила обряд как простая жрица.
Все ждали дитя, но лес не был благосклонен.
С тех пор друиды перестали приходить на ночь костров, хотя порой всё ещё заключали союзы с жрицами, но мальчики не рождались. Причин никто не знал.
— Ты знаешь, что бывало раньше. Были времена, когда лесу грозила опасность. Ведь его защита — твой удел, не так ли?
— Не тяни, Анук, ведь ты давно уже всё придумал.
— Мы заберём твоего сына. Лес испорчен силой колдуна, которая течёт и в его жилах.
— Всё верно он говорит, — вступил другой друид с застывшим взглядом, старый, с сучковатыми пальцами и в короне из веток, — мы расщепим его кости, прольем кровь в корни ясеней, его глаза станут глазами птиц, а рёбра — ветвями.
— Его сердце будет вечно биться в подземных пещерах.
— Его кожа впитается в лесной покров.
— Мальчик, который никогда не станет друидом, но спасёт лес.
Эдна сложила руки на коленях, скрывая дрожь. Равнодушие и безразличие в их словах пугало куда больше самих слов. Но она отлично знала, что от своих замыслов друиды не отступают никогда.
— Монгво ни в чём не виноват. Источник в порядке.
— Но лес умирает. Мы — его хранители. А кто ты, Эдна? — подался вперёд Анук. — Жрица или подстилка колдуна, которому плевать на твой дом?
Жрицы поднялись вместе с ней, почувствовал её призыв, пусть среди них и были согласные с друидами. Или просто напуганные умиранием собственного дома.
— Я прошла все девять ступеней посвящения, на моей коже куда больше узоров, чем у других жриц, и Лес — мои владения. Вы не тронете моего сына.
— Или что? Напустишь на нас колдунов?
— Можно пропитать кровью корни дерева, но болезнь леса лечится жизнью. И дарами души. Я выясню, что происходит с лесом.
— У тебя было достаточно времени, — изрёк друид в короне из веток. — Ритуалы не помогали. Изгони колдунов, закрой источник, подари лесу свою плоть и кровь, и он простит тебя. Лес гневается.
Эдна молчала, не находя слов. Всем жрицам не сладить с мужской частью леса, погрязшей в каких-то дымных видениях и снах. И вряд ли все жрицы будут на её стороне, воспитанные, прежде всего, идеей беречь лес.
Но сына она им не отдаст.
Пусть они с Монгво уедут куда подальше, пусть никогда не вернутся, но будут вдали от тех, кто хочет — и может — забрать их жизни. Эдна справится с одиночеством, от которого так отвыкла за долгие годы.
— Есть другой способ, — выступила вперёд одна из жриц, та, что никогда не боялась возражать, — без смерти.
— Какой же? — Анук явно не верил её словам.
— Мальчик — не друид. Но он — сын охотника и жрицы, зачатый в ночь костров. Можно связать его с лесом, смешать их души. Если Монгво привнёс болезнь, то его сын может излечить вместе с магией жриц. Так делали когда-то давно.
— Как любопытно. И весьма болезненно, если я правильно помню.
Он испелял взглядом Эдну, и в его взгляде она видела некоторое торжество.
— Да будет так, — подвёл итог старший друид. — И помни, Эдна, попробуешь скрыть мальчика, мы обратим мощь источника против колдуна. Ведь они тоже отчасти связаны.
Эдна лишь кивнула.
***
— Это безумие!
Монгво в этот раз не сдерживал своей злости.