Косой крест

Но вот, наконец, ногам стало легче – травянистый покров остался позади. Перед Женей, судя по всему, началось плато, заросшее густым высоким ельником, где и днем, пожалуй, царствовали сумерки. Горизонт выровнялся и находился на том уровне, чтобы пришло понимание – подъема в ближайшей перспективе не ожидается. Звездное небо, прочерченное странными – более темными, чем оно само, полосами, говорило лишь, что обязательно будет спуск. «Может, наконец-то уже и речка… – подала тихий голос надежда, – но что там за линии впереди?» Сознание пыталось узнать их. Но у него ничего не получалось. В душе назревала тревога. Линии начинали слегка страшить чувства своей неизвестностью. Неузнаваемостью. Возможностью новых преград на пути к освобождению из плена тайги. Из плена профиля, который на короткий, но такой долгий срок стал между его прошлым и будущим его настоящим. Стал коридором, по которому переменчивая фортуна гнала его вперед, намереваясь огромным и беспощадным своим колесом догнать и раздавить, чтобы даже места мокрого не осталось.

– Игра «Жизнь» подготовила вам новую вводную, Евгений Иванович.

Женю начинало знобить. Понимал – организм сопротивляется. Лечит себя. Но от этого на душе не становилось спокойнее. Снова появилась тревога, связанная с ржавым гвоздем. «Не дай бог, загнуться здесь ни за понюшку табаку. И дорогая не узнает… – вспомнил он увещевания дяди Левы по дороге на вертолетку и грустно улыбнулся, – Как в воду смотрел старик… Не-ет, – возмутился в нем голос, – Держись, Евгений Иванович. Держись! Тебя ждут родители. Тебя, наконец, ждет молодая женщина, надежды которой ты так бессовестно обманешь». Услужливое сознание нарисовало разлагающийся труп, лежащий на профиле.

– Бр-р… – и Евгений Иванович грязно выругался от неожиданного предательского пассажа собственного сознания, – Ну, ты даешь, Емельянов. Не мог ничего умнее придумать? Перспективку нарисовал… – он вдруг ощутил, как тогда – на вышке, раздвоение в себе. Словно его туловище и социальная суть – личность – это Евгений Иванович Емельянов. Он же сам – безымянный. Тот, кто рассуждал. Кто знал законы совести – божественные столпы мудрости, подаренные человечеству Вселенной. Он сам не нуждался в имени. Имя было принадлежностью того, кто шел сейчас по профилю. Кто нес его туда, где ему, а значит и Евгению Ивановичу – Жене будет комфортно. Где они встретятся с подобными себе существами. С родными и любимыми.

В голове появился шум, мешавший сосредоточиться на дороге, а нижняя челюсть стала дрожать, пытаясь выбить дробь о верхнюю. «Температура? Да, у меня температура», – голос, откуда-то из подвалов психики пришедший в сознание, был явно голосом Евгения Ивановича.

– Опа! – Женя от неожиданности даже остановился, – Чувствуется – она у меня, и вправду, не низкая. Бред полнейший… – он выругался, но тут же взмолился, – Господи, прости… только не оставь меня здесь.

Это был крик чувственности, вырвавшийся неожиданно из самой ее сути. Из самой глубины бессознательной природы, не хотевшей умирать в расцвете лет. Не испытавшей всех обещанных жизнью прелестей бытия. И пусть даже, в конце концов, все окажется очередной липой, и посулы так и останутся лишь посулами, но все это хочется пережить, перечувствовать, переосмыслить. «Неужели все так плохо? И эти мысли – уже подготовка… – он не осмелился сказать «к смерти», не смог, – Ведь на самом деле я до сих пор не удосужился серьезно взглянуть на проблему».

Черные полосы, перечеркивавшие темное звездное небо, по мере приближения стали толще. Легкий ветерок, неожиданно возникший на щеках, принес откуда-то запах горелой древесины. И интуиция, бессовестно до этого отмалчивавшаяся под гнетом инстинктов, вдруг выдала сознанию сигнал тревоги, почуяв что-то зловещее,  реально замаячившее впереди. Лес по бокам поредел. Небо расширилось и звезд стало больше. Наконец, когда подошел ближе, стало доходить очевидное. Впереди – не меньшие проблемы, чем были при преодолении бурелома: «Мало того, что хромой и однорукий, еще буду и черный как черт. Останется обзавестись парой рогов и копытами». Рога вызвали соответствующую ассоциацию. Перед глазами возник образ полураздетой и почему-то пьяной Маши. Она громко и как-то неестественно рассмеялась: «Ну, что, Емельянов? Тебе рогов не хватает? Будут тебе рога».

– Твою мать, – сплюнул, – Только этого мне не хватало. «Чего этого? – споткнулся разум, – Машиной измены?» Женя снова остановился. Он вдруг испугался. «Конечно же, нет, – стал оправдываться неизвестно перед кем, – Я имел в виду измену сознания. То мгновенное состояние, позволившее так живо и так четко увидеть несуществующее». Он испугался, что галлюцинация может повториться и, не дай бог, он уйдет под ее воздействием с профиля. Кто знает, какая она может быть?

Но больше ничего не случилось. И постояв еще немного и успокоившись, он пошел дальше.