Косой крест

Вначале оказалось много не до конца сгоревших деревьев – они, наполовину упавшие, образовывали завалы, преграждая дорогу. Женя стал обходить их. И зашел далеко. Испугался, что может потеряться. Вернулся назад. Стал чередовать движение. То обойдет, если недалеко, то перелезет через обожженные стволы. Стало совершенно все равно, в каком виде он находится. Главное – не уйти с профиля. Тогда-то уж точно конец – ищи свищи.

По мере продвижения идти становилось легче. Здесь пожар, чувствовалось, бушевал так, что почти не осталось головешек – лишь слой пепла вместе с выжженной землей, шуршал и скрипел под подошвами скользивших по нему сапог. Справа уже начинало светлеть небо, заставляя тускнеть и исчезать звезды в той стороне. Женя сначала не замечал этого, преодолевая многочисленные, вновь появившиеся препятствия на пути, сосредоточившись на цели и внутреннем сопротивлении боли. А заметил, потому что, наконец, кончилось пожарище, и снова начался настоящий профиль. Выйдя на него, захотелось перевести дыхание. Вот тогда и увидел забрезживший рассвет – начинавший розоветь восток.

– Здравствуй, новый день, – прошептал с такой благодарностью, будто только от того, что он наступал, зависела вся его будущая жизнь. Словно с его окончательным приходом неизбежно вызволение из лап многокилометрового таежного коридора, по которому гнала его судьба, и чьим заложником он оказался. Но понимание невероятности промелькнувшей в сознании иллюзии спровоцировало горькую усмешку. И Женя, превозмогая боль,  заковылял дальше.

Уже усталость начинала валить с ног. И он чаще стал спотыкаться, провоцируя обострение чувствительности в ноге. Его сильно знобило. Даже курить не хотелось. Рука тоже ныла, отдавая в локоть, но пульсация в ней почти прекратилась. Она как будто переместилась в голову, нескончаемо и монотонно – в такт шагам – повторяясь одной и той же фразой – «надо идти… надо идти… надо идти…»

Метрах в ста впереди поперек профиля увидел толстую березу. В сумерках забрезжившего утра она спасительным мостиком пролегла с востока на запад – от приближающегося дня к уходящей ночи. «Дойти бы до реки, – подумал, – А там уже я, точно, не промахнусь», – он уселся на  толстый ствол, черневший в нескольких местах наростами чаги, положил устало ладонями вниз руки на вытянутые ноги и замер.

Несколько секунд сидел, не шелохнувшись. И хотя сказывалось неудобство позы, тело отказывалось шевелиться. Оно страдало, но эти несколько секунд хотело побыть без движения. И пусть только руки и ноги расслаблены. Пусть спина, грудь и живот напряжены. Пусть. Лишь бы не шевелиться.

Легкий ветерок нарушил безмолвие раннего утра. Где-то раздался сонный голос птицы. Потом другой. Третий. Четвертый. Ветерок сорвал с грязной одежды запах гари, спровоцировав услужливое сознание вытащить из памяти образ «Беломора», и рука при этом машинально потянулась за ним. Женя закурил. Хотя, вроде, и не хотел этого. Затянувшись, почувствовал своеобразный вкус дыма. «Да. Температура», – вползла в сознание мысль. Вернулись страхи и переживания. Страх, что у него может случиться столбняк, преобладал над остальными. По сравнению с ним все остальные – мелочь. У остальных шансы пятьдесят на пятьдесят. У этого же – на все сто. Этот был самым реальным. И снова проявила себя услужливая дотошность сознания – фразой о страхах нечестивых. Поплевав через левое плечо, Женя попытался переключить мысли на вычисление – сколько же ему осталось до речки. Но мысли путались, спонтанное  мышление не поддавалось контролю. Все внимание по заданной теме рассеивала боль, концентрируя его на себе. А еще усталость. Моментами даже появлялись провалы. Обессиленный бессонной ночью, движением и борьбой с болью организм начинал серьезно заявлять о восстановлении сил.

«Поднимется солнце – станет теплей – тогда». Решил осмотреть руку. Стал разворачивать импровизированный бинт. Портянка присохла к обожженной ране. И он не стал ее отрывать – провоцировать кровотечение. Замотал снова.

– Вперед, Емельянов! – скомандовал себе, и нехотя поднялся. Осторожно. Не наступая сразу на правую ногу. Постепенно попробовал опереться на нее. Уже почти привычно сустав пронзило болью. Но выбирать не приходилось. Сильно прихрамывая, почти не касаясь подошвой земли, он заковылял дальше.

«Так дело не пойдет. Пока разойдусь, нужна подмога». Ему повезло. Совсем рядом с профилем увидел суковатую палку, не требующую большого человеческого участия. Достал из ножен свой тесак, испытав при этом неудобство – пришлось работать левой рукой. Но делать нечего – укоротил немного сук, примерив под себя. Обработал рукоять, чтобы не загнать занозу. Проблема состояла теперь в том, что поврежденными у него оказались обе правые конечности. А левой рукой опираться оказалось занятием неудобным – палка как настоящий диверсант все намеревалась поставить подножку. Но лиха беда начало – так и заковылял, вынося левую руку вправо. Движение оказалось супер неудобным.