Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Мы стояли на автобусной станции города Ялты и ждали экспресса до Симферополя. Работа позади. Оба панно установлены, и дело обошлось без сильного побития камнями. <…>

Сейчас мы стоим и курим в ожидании своего экспресса. Я не курю, но нет рядом стоящего курящего, у которого не потянул бы одну затяжку, и так в течение лет двадцати. Все это знают. Саша с его взбитым коком на голове, кудрявыми усами и запятой под нижней губой напоминал Арамиса, громадного Сережу с юношеским пухом на румяных щеках, заканчивающимся светлой эспаньолкой на подбородке при черных волосах, можно бы назвать Портосом, Коваль сошел бы за Атоса двадцать лет спустя. А мне, вероятно, оставалась роль д’Артаньяна, но еще плюс десять лет спустя. Мушкетеры курили, а я рассуждал о вреде курения, уговаривая их бросить курить.

— Коваль! Ты бы себе сделал благое дело, если бы оставил эту трубку. Если бы взглянул на свои легкие, ты бы ужаснулся, это печные заслонки! Дай потянуть! Тьфу! Горечь, никотин! Лошадь убить можно!

Мушкетеры со мной соглашались, обещали бросить вредную привычку, а я делал затяжку то у одного, то у другого.

По перрону шел человек несколько нетвердой походкой. Ворот его ковбойки был расстегнут, пиджака не было, видимо, пропил или потерял. Лицо его, от природы непородистое, было сизо-фиолетового цвета. Так и есть, он направляется прямо к нам. Несколько вариантов исхода такого приближения: наиболее вероятное — просьба закурить. Возможное — попытка попросить на пиво или пожаловаться, что его обокрали, а ему нужно ехать. Наименее вероятное — затеять с модной группой людей скандал или какие-нибудь другие агрессивные действия.

— Извините меня, — сказал он, подходя к нам, — извините.

Мушкетеры обнажили было шпаги, но всех обезоружил Коваль, сказав с бесконечным добродушием:

— Мы тебя, конечно, извиним, милый. Но ответь нам по совести, где ты напился в такую рань и чем?

Пьяный пустился в подробные объяснения, видимо, стараясь дать нам полезный совет.

Вон в той аптеке есть тройной одеколон, что по 70 копеек флакон. Цветочный по 90 не берите, отрава. А этот пьется легко, особенно если разбавить пепси, но пепси не всегда бывает, тогда берите «Буратино», хуже, но пить можно. Хорошо с молоком, пьется мягко, но снижает грамм-градус. К одеколону я привык, и вкус, и запах отличные, только белеет от воды, это неприятно. Вот поэтому лучше пить с молоком. Но это у меня натура мягкая, другие не обращают внимания.

Спасибо, милый, — сказал Коваль, — ты дал нам хороший совет. Закуришь?

Сизо-фиолетовый любезный человек закурил и сказал:

— Когда нет тройного одеколона, берите настойку валерианы и пузырька четыре борного спирта. Сливаете вместе, разводите один к одному водой. Отличный коктейль! Можно и клей БФ, но тут нужен знающий человек, довольно тонкую технологию нужно знать, прежде чем пить.

— Ладно, — сказал Коваль, — БФ мы подождем пить, пока не найдем знающего человека. Ну что ж, дорогой, вон подходит наш экспресс, давай прощаться.

Разрешите пожать вам руки, — сказал алкоголик.

Прощай, друг.

Новый знакомый с чувством пожал нам руки.

— Не забывайте нашего Южного берега, — сказал он, — Ялту помните! Нет лучше города на свете!

Мы заняли свои места… готовясь еще раз поглазеть на крымские зимние лозы виноградников, крутые повороты и снежные вершины старых крымских гор.

12 апреля 1986 года

Опубликовано в альманахе «Мосты», 1994, № I

Эльмира Блинова. Праздник общения с Юрой Ковалем

Набрала в поиске интернетного «Живого Журнала» «Юрий Коваль» и вышла на сообщество, где собрались люди, которые его любят. Читала и ревела, в который раз ощущая потерю. Потом решила написать о нем, снова и снова ругая себя за то, что была так расточительна — не записывала после встречи с ним каждый его потрясающий устный рассказ, каждое его словечко по тому или иному поводу, каждую его шутку.

В Юрия Коваля я была влюблена. После того как были прочитаны «Кепка с карасями», «Недопёсок», «Приключения Васи Куролесова», «Пять похищенных монахов», «Самая легкая лодка в мире». Я была влюблена не только в волшебную прозу Коваля, но и во весь его огромный, разнообразный, фантастический, удивительно веселый и грустный мир.

Я делилась им азартно. С теми, кто уже читал его прозу, мы становились ближе, ведь у нас был общий объект восхищения.

Тем же, кто впервые о нем слышал, я настоятельно советовала почитать его и искренне завидовала предстоящим часам удовольствия, мысленно расписывая их по минутам.

Вот сейчас она (он) раскроет книгу, вот сейчас прочтет первую строчку: «Что мне нравится в черных лебедях, так это их красный нос», и улыбнется. И улыбка не будет сходить с их лиц до самой последней страницы. И даже потом, вспоминая о прочитанном, будут улыбаться снова и снова.

И вот — Киев. Неделя детской книжки. Гостиница «Москва». Толпа писателей в комнате администрации в ожидании выдачи ключей от номеров. К одному из них и подвел меня Сережа Иванов.