Коварная дама Карма (СИ)

Сил у Хисаны и правда прибавилось. Она легко просыпалась, ее не тянуло поваляться – напротив, едва открыв глаза, девушка подхватывалась и спешила на кухню. Уж если добрые старики Такеши приняли ее и Рукию, а заодно и друзей девочки, в семью, то грех не отплатить им хотя бы минимальной помощью. Только когда Фумико-сан вслух изумилась, что девушка успевает наготовить еды на завтрак для всех, - а их теперь в доме обитало семь человек! – Хисана обратила внимание на перемены в себе. Но слишком долго задумываться о них не вышло: лепешки собирались пригореть, вода в кастрюльке – перекипеть, а фрукты – увянуть, поэтому девушка рассмеялась, ответила старушке, что это от счастья, и поспешила вернуться к добровольно взятым на себя обязанностям.

Через месяц она обнаружила, что практически ведет дом, незаметно отстранив от этого хозяйку. Также ей хватало времени, сил и запала на сказки и ненавязчивое обучение малышей, на необременительное рукоделие и даже на прогулки по саду. К слову, Рукия, так же молча и незаметно, присоединилась к старшей сестре в ее заботе о доме и членах их такой большой семьи. Как-то вечером они разговорились. Выяснилось, что девочка чувствует неловкость оттого, что о ней заботятся, а она ничем не отвечает. Хисана посмеялась, признаваясь, что ею движут те же мотивы. Так, за нарезкой овощей и сервировкой стола, сестры сами не заметили, как перешагнули через формальности и стали немного ближе.

Размеренную рутину иногда разбавляли визиты выросших детей четы Такеши. Статная красавица Кимико приходила три раза, приносила родителям деликатесы и кривоватые рисунки – творчество ее собственных детей, собранных по всему Руконгаю за последние полвека. Верткий и шумный Арата заявился в новеньком шихакушо и с порога гордо объявил, что его повысили до восьмого офицера. Пришедший с братом насмешливый и скромный Мишико, поглаживая рукоять занпакто, ехидно комментировал хвастливые речи в том плане, что разница между девятым и восьмым – это, конечно, да, это наше все! Фумико-сан всплескивала руками и уговаривала своих малышей не лезть на рожон и быть поосторожнее. «Малыши», оба на две головы выше матушки и в два раза шире в плечах, серьезно обещали беречь себя, чтобы уважаемая каа-сама не волновалась.

На новых членов семьи посматривали с любопытством и одобрением. Разумеется, мальчишки пиявками впились в шинигами и не слезали с тех практически до их ухода. Мишико даже показал Рен-тяну несколько простеньких ударов, правда, на палках, а не катанах, но парень был доволен, как стащивший целую рыбину кот. Мелюзга отчаянно завидовала.

Чем дольше Хисана жила с милой пожилой парой, тем легче становилось у нее на сердце. Боль от разлуки с любимым никуда не делась, но уже не давила так, как в первое время. Она вспоминала Бьякую каждый день и даже иногда могла всплакнуть, однако ее печаль была светлой, не ввергала в отчаяние. Вероятно, думала девушка, это оттого, что в ее жизни молодой аристократ оставил не только мимолетный след, но и часть себя. Она клала руку на еще плоский животик и тихо разговаривала со своим малышом.

Раз в две недели неизменно являлся Маюри – чуть ли не единственный из всех приемышей, кто носил собственную фамилию, а не называл себя Такеши. Дети его появления ждали с некоторым трепетом – никто никогда не знал, в каком настроении будет капитан двенадцатого отряда, что расскажет, что сделает. Один раз, пребывая в добром расположении духа, это чудо природы – а кем он еще может быть, с синими-то волосами и желтыми, как у волков, глазами? – измерило реацу у всех новых детей и обнадежило Ренджи и Рукию: мол, эти двое смогут стать шинигами. Хисана испугалась, Фумико-сан посмеялась, а подростки задумчиво переглянулись. В другой раз, злой и взъерошенный, Маюри-сан пригрозил малышне страшными карами, если будут мешаться под ногами. И схлопотал от матушки полотенцем пониже спины. Обиделся, долго ворчал, но принял к сведению и на детей больше не шипел.

А приходил он затем, чтобы обследовать Хисану. Измерял уровень реацу, снимал показания работы сердца и легких, долго и внимательно слушал, прижав к животу девушки длинную трубку с широким раструбом на конце. Через два месяца Хисана перестала от него шарахаться, через три – воспринимала, как неизбежное, а через полгода стала даже волноваться, если брат запаздывал.

Когда живот округлился, девушке пришлось всерьез заняться собственной осанкой. Ходить, скромно потупившись, было неудобно и тяжело. Теперь Хисана передвигалась неспешно, немного откинувшись назад и расправив плечи. Фумико-сан улыбалась и повторяла, что такую поступь надо будет сохранить и после рождения малыша.