Коварный искуситель

– Проникнуть в один из самых укрепленных английских замков на границе? Сущие пустяки! – саркастически ответил Маклауд. – Слушай, Змей, попроси в следующий раз посадить тебя в Тауэр в Лондоне; будет гораздо интереснее.

Максорли караулил возле люка.

– Кстати, времени у нас мало. Сейчас глубокая ночь, но многие солдаты пошли праздновать Майский день. Нам нужно найти леди Изабеллу и убраться отсюда, пока кто-нибудь не явился проверить вот этих ребят, – указал он на стражников на полу.

Лахлан вспомнил, что в прошлый раз Беллу держали в восточной башне: до и после заточения в клетке.

– Хорошо, – сказал Маклауд. – Это рядом с выходом к морю, и охраны там не так много. Надо постараться незаметно пройти мимо башни коменданта и дозорной возле главных ворот: там все так освещено, словно празднуют день костров.

Лахлан скривился. Вряд ли Маклауду понравится то, что он задумал: уж слишком рискованно. Величайший боец Шотландии спорил и ругался, но Лахлан знал, что это скорее игра напоказ: Маклауд любил риск не меньше его самого.

– У тебя час, – предупредил Вождь. – Мы не можем ждать дольше. Нужно уйти прежде, чем наступит время смены караула у ворот, что выходят к морю.

Лахлан кивнул.

– Мы будем вовремя.

Он собрался было уйти, но услышал:

– Эй, братец!

Обернувшись, Лахлан увидел, что Максорли протягивает ему одежду и оружие.

– Это тебе, думаю, понадобится.

Лахлан рассмеялся: забыл, надо же, что совсем голый.

Белла лежала, съежившись на своем пледе, расстеленном поверх грубого соломенного тюфяка. Она давным-давно выплакала все слезы, но, как ни была измучена и опустошена, сон не шел. Не могла она опомниться от того кошмара, который их постиг.

Cнова и снова прокручивала она в голове то, что произошло. Деспенсер и Уильям придумали идеальную ловушку. Они знали, что Белла вернется в монастырь, чтобы увидеться с дочерью и помешать им узнать о своем побеге. Враги могли догадаться – по прежнему опыту, – что с ней будет и Лахлан. Какая жестокая ирония! Любовь погубила их обоих: любовь, которую они питали друг к другу, и любовь, которую она питала к дочери.

Белла знала, что не могла поступить иначе, но разве это способно утешить? Просто не надо было просить о помощи Лахлана…

Господи, как он ее ненавидит! Даже в ужасной тьме того жуткого каменного мешка она видела, каким ядом сверкали его зеленые глаза. И она не могла его винить. Он наверняка сходит сейчас с ума, сражаясь с демонами своей личной преисподней.

– Прости, – прошептала она жалобно. – Я так виновата!

Огонек единственной свечи вдруг задрожал – в воздухе повеяло сквозняком. Дверь.

Белла обернулась через плечо и вскрикнула. Сердце испуганно вздрогнуло. Там стоял Лахлан, загораживая дверной проем, смутно различимый в полумраке, будто устрашающего вида привидение в черной коже и стали. Из-под носовой пластины на нее пристально смотрели зеленые глаза.

Белла инстинктивно села, поджав ноги, спиной прижимаясь к стене. Как будто это могло ее защитить!

– Как… – начала Белла и замолчала: ее давно не удивляла его способность уходить из-под стражи.

Лахлан поднес палец к губам, закрыл за собой дверь и в два шага пересек камеру. Белла задержала дыхание, гадая, как он намерен поступить. Какие ужасные вещи он тогда говорил! Какую ненависть она видела в его взгляде! Но сейчас он обнял ее и крепко прижал к груди, обхватив ладонью затылок.

– Господи, Белла, ты цела?

Ее смутило его волнение, и она немного отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Я думала, что ты меня ненавидишь.

Он улыбнулся и нежно погладил ее щеку, отчего сердце Беллы болезненно сжалось.

– Я хотел тебя защитить: надеялся – если поверят, что я на тебя зол, – что не попытаются воспользоваться тобой, чтобы развязать мне язык.

Она в ужасе ахнула, догадавшись, что он имеет в виду.

– Ты был очень убедителен.

Рассмеявшись, Лахлан легонько коснулся ее губ своими.

– Прости.

От ее самообладания не осталось и следа.

– Господи, Лахлан! Ты просишь прощения! За что? Виновата только я одна. Я сказала, что никогда тебя не предам, но ты был прав: предать способен каждый.

Он коснулся ее подбородка, заставив поднять голову.

– Я совершил ошибку: упростил до черного и белого. То, что сделала ты, нельзя назвать предательством. Тебя поставили перед страшным выбором, и ты выбрала меньшее из зол.

– Мне сказали, что Джоан посадят в клетку, – со слезами проговорила Белла. – Я же не могла этого допустить! Нельзя, чтобы они посадили мою девочку…

– Тише, – оборвал ее Лахлан, сжимая в объятиях. – Конечно, не могла. Но все позади. Не думай больше об этом. Ты готова? У нас мало времени.

Белла кивнула: ведь каждая минута промедления может оказаться фатальной, – но все равно страдала при мысли, что дочь так близко! С тем же успехом Джоан могла находиться в тридесятом королевстве, от которого ее отделяют сотни солдат и толстые каменные стены.

Если Лахлан и догадался, о чем она думает, то ничего не сказал, зато, вопросительно вскинув бровь, спросил:

– Не хочешь узнать, как я сбежал?

Белла пожала плечами.

– Я подумала, что ты, наверное, сумел отпереть люк.

Лахлан покачал головой: