Коварный камень изумруд

А как такому не доверить притвориться обычным человеком? Половину староверов Урала, кроме Урала Северного, Ерофей Сирин обеспечил довольным состоянием. Власть хорошо платила искальщикам медной руды, и золота, и железа. Находил всё это Ерофей Сирин, а объявляли о находке его единоверцы. По особому списку протопопа Урала Паисия. Он один решал — кому надо именно сейчас получать государев платёж за якобы находку нужной государству руды, а кто и подождёт. Молодожёны получали первыми, а потом те, кто ребёнка породил. Старики получали в последнюю очередь. Но ведь была, при таком распоряжении очереди протопопом Паисием полная справедливость. И потому проживали на Урале все люди древлянской веры в полном согласии и довольствии.

* * *

В «тихую залу» Ерофей Сирин заглянул как бы в поисках городского головы Тыштякина. В городском собрании, оказывается, из-за отсутствия Тыштякина устроил разнос и шумство молодой племянник хозяина Невьянских заводов. Требовалось молодого родственника весьма большого уральского человека ласково уважить...

«Уважить» требовалось совсем чужого человека, специально нанятого кержаками...

Тыштякин, не ведая, что его обманом выводят из-за стола, с полным расстройством души покинул «тихую залу» трактира, а Ерофей Сирин остался, по приглашению Егорова: «посидеть, выпить, да поговорить». Про «хожалого мужика» Сирина Егорову подсказал трактирщик.

Ерофей опрокинул сразу половину стакана водки, опустошил тарелку пельменей, утёрся вышитым полотенцем и, глядя своими голубыми глазами в карие глаза столичного обалдуя, совершенно трезвым голосом сообщил:

— Ну, знаю я дорогу в сельцо Черкутинтаул. А тебе туда пошто надобно, господин хороший?

— Все прикидываются знающими ради стакана водки, — осадил Егоров весьма бородатого, на старый лад, мужика. — Если ты бывалый мужик, то назови мне гору, что стоит в десяти верстах от села Черкутинтаул. К северу.

Ерофей покрутил в руке пустой стакан. Ему попался непростой промышленник. Не хватун и не ухорез[8].

— Окрест села Черкутинтаул золота нет. И серебра нет, — сообщил тогда Ерофей Сирин, — зачем тебе в такую даль катить?

— Там и железа нет, — скучно потянулся на скамейке Егоров, — и меди нет. Так как называется гора возле Черкутинтаула?

— Да, ничего там нет. А ты, промышленник, или кто ты есть, ты соображаешь, что это значит в наших краях — катить в зиму за тысячу вёрст?

— Знаю, что могу и копыта откинуть. Назови мне гору или выпей на дорожку. И гуляй из заведения.

Ерофей Сирин с толком налил себе в стакан водки на две трети до полноты, приподнял стакан до уровня глаз, через водку подмигнул Егорову и выпил.

Егоров дёрнул за шнурок, в общей зале трактира, над головой Вонгузова, тренькнул колокольчик.

В «тихой зале» тут же появился разбитной парень, половой.

— Чаю мне покрепче завари, — велел трактирному слуге Егоров, — да липового меду подай. Да подушку мне. Я чаю выпью и посплю здесь.

Половой махнул полотенцем и убежал за чаем.

— Ты ещё здесь, Сирин? — удивился Егоров. — Так я на тебя чаю не заказывал.

— Ты, господин хороший, в наших краях не бывал. Неучён ты правильному разговору... я вот...

— Иди, иди...

— Правильный разговор здесь начинают так: «Триста рублей дам, отведи меня в село Черкутинтаул...»

Егоров вдруг рявкнул прямо через закрытую дверь:

— Два стакана чаю!

— Да... — продолжил свой разговор Ерофей Сирин, — а ведь идти туда надо обозом. А при обозе должны состоять только наши, уральские мужики. Дорога туда тяжкая... твоих возчиков туда пускать нельзя... Погибель твоим возчикам станется, ибо они уральской зимы не знают, про убойный лёт инородческой стрелы не ведают... про горных и подгорных проживальцев не слыхали...

Егоров отмахнулся от намёков про нечисть. Где её нет? Она везде.

— Значит, выходит, что и твоим возчикам надо платить? Сколько?

— А по сто рублей на человека. Будет при обозе двенадцать человек возчиков, считая меня. Съестные припасы для людей — твои, для коней — тоже твои. Вот и считай...

— А как называется гора?

— А никак не называется, господин хороший. Та гора, про которую ты мне плешь проедаешь, она есть запретное место народа «ханты». На ту гору пойдёшь — с неё и не скатишься. Там косточки твои вечно белеть будут.

— Триста рублей тебе, одиннадцать сотен рублей возчикам, припасов надобно рублей на триста...

— Съестных припасов надобно рублей на полтораста. Для людей. А на триста рублей — припасов для конского поголовья. Они зимой овёс потребляют... А вот припасов огненного боя — тебе надо рублей на двести. Мы свои ружейные припасы возьмём... За это не беспокойся...

— Наверное, не возьмёте, — усомнился Егоров, — не зная гору — не верю я вору.