Коварство и любовь. Перчатка

Леди (с живостью). Будто оно не довольно уж мстило за себя? Не мстит и теперь? Софи! (Серьезно, опуская руку на плечо Софи.) У нас, женщин, только один выбор – повелевать или служить; но и высшее наслаждение властью – лишь жалкое утешение, когда мы лишены самой высшей радости – быть рабами любимого человека.

Софи. Эту истину я желала бы слышать от вас в последний раз, миледи.

Леди. Отчего, Софи? Глядя на детское неуменье наше держать скипетр, как не подумать, что мы годимся лишь для помочей? Иль ты не замечала, что этим капризным легкомыслием, этими безумными удовольствиями я хотела заглушить бурные желания своего сердца?

Софи (отступая в изумлении). Миледи!

Леди (с еще большим одушевлением). Удовлетвори их! Дай мне человека, о котором я теперь думаю, которого боготворю… Ах, Софи! или умереть, или обладать им! (Замирающим голосом.) Дай мне услышать из его уст, что слезы любви в наших глазах блещут прекраснее всех брильянтов в наших волосах (пламенно), и я брошу к ногам герцога и его сердце, и его герцогство и убегу с этим человеком, убегу в самую далекую пустыню на земном шаре…

Софи (смотрит на нее в испуге). Боже мой! Что вы? Что с вами, миледи?

Леди (в смущении). Ты бледнеешь?.. Уж не сказала ли я чего лишнего?.. О, так пусть же моя доверчивость наложит молчание на твой язык. Выслушай больше – выслушай все!..

Софи (робко озирается). Я боюсь, миледи, – боюсь… зачем мне это знать?

Леди. Брак с майором… и ты, и свет – вы ошибаетесь, думая, что это придворная интрига. Софи, не красней – не стыдись меня: это дело моей любви!

Софи. Боже мой! Я это предчувствовала!

Леди. Их было нетрудно уговорить, Софи. Слабодушный герцог, хитрый придворный Вальтер, дурак маршал… каждый из них готов присягнуть, что этот брак – самое действительное средство сохранить меня для герцога, упрочить нашу связь… Нет! навеки разорвать ее! навеки разбить эти позорные цепи! Вас самих обманули, обманщики! Слабая женщина перехитрила вас! Вы сами соединяете меня с моим милым! Ведь я этого только и хотела… Только бы он был мой… и тогда прощай навеки, отвратительное величие!

Явление II

Входит старый камердинер герцога со шкатулкой в руках.

Камердинер. Его высочество герцог приказал кланяться миледи и прислал ей на свадьбу эти брильянты. Они только что получены из Венеции.

Леди (открывает шкатулку и отступает в испуге). Слушай, что заплатил твой герцог за эти камни?

Камердинер (мрачно). Они не стоят ему ни гроша.

Леди. Как! Ты с ума сошел? Ничего! Но ты (отступает от него шаг назад) – ты смотришь на меня так, будто хочешь пронзить меня насквозь своим взглядом. И эти дорогие камни, которым нет цены, ничего не стоят ему?

Камердинер. Вчера семь тысяч человек отправилось в Америку… те все заплатят!

Леди (тотчас же ставит шкатулку и начинает быстро ходить по залу; потом, после некоторого молчания, обращается к камердинеру). Старик! что с тобой: ты никак плачешь?

Камердинер (вытирает глаза и говорит глухим голосом, дрожа всем телом). Эти брильянты… И моих сыновей двое на них пошло…

Леди (отворачивается в тревоге и хватает его руку). Но не поневоле?

Камердинер (с горьким смехом). Боже мой!.. Нет – все по доброй воле!.. Правда, вышли двое-трое молодцов посмелее перед фронтом и спросили полковника, почем продает герцог пару людей. Но милостивый наш принц велел выступить на плацпарад всем полком и расстрелять крикунов. Мы слышали, как грянули ружья, видели, как брызнул на мостовую мозг, – и вся армия крикнула: «Ура! в Америку!»

Леди (в ужасе опускается на софу). Боже мой! Боже мой! А я ничего не слыхала! Не замечала!

Камердинер. Так-то, сударыня! Напрасно поехали вы с нашим герцогом на медвежью травлю как раз как ударили сбор к выступлению. Жаль, что вы это торжество пропустили, когда гром барабанов нам возвестил, что пора. Там сироты с воем догоняли живого отца, а тут бежала, как обезумев, мать, чтобы пропороть штыками своего грудного младенца; невест и женихов отгоняли друг от друга сабельными ударами; в отчаянии стояли седые старики и кидали под конец вслед детям свои костыли: возьмите, мол, и их в Америку!.. А барабаны-то со всех сторон трещали, чтобы Господь всеведущий не услыхал наших молитв.

Леди (встает в сильном волнении). Прочь эти камни! Они жгут адским огнем мое сердце! (Кротко камердинеру.) Успокойся, бедный старик! Они возвратятся. Они опять будут на родине.

Камердинер (с чувством). Богу это известно! Да! будут!.. Они еще у городских ворот обернулись и кричали: «Бог вас храни, жены и дети! Да здравствует наш герцог!.. На Страшном суде свидимся!»

Леди (ходит большими шагами взад и вперед по комнате). Ужасно! бесчеловечно!.. А мне говорили, что я осушила здесь все слезы!.. Страшно, страшно открываются у меня глаза. Ступай, скажи своему господину – я поблагодарю его лично! (Камердинер хочет идти. Она кладет ему в шляпу кошелек с деньгами.) Вот тебе за то, что ты сказал мне правду.

Камердинер (с презрением бросает кошелек на стол). Положите его к остальным. (Уходит.)