Коварство и любовь. Перчатка

Леди (возвращается, стараясь собраться с духом). Слушайте дальше! Правда, герцог овладел моей беззащитной молодостью… но кровь Норфолков возмутилась во мне. «Эмилия! – говорил мне мой внутренний голос, – в тебе течет королевская кровь, а ты наложница герцога!» Гордость боролась у меня в душе с моею судьбой, когда герцог привез меня сюда, и глазам моим сразу явилось ужаснейшее зрелище… Сластолюбие великих этого мира – ненасытная гиена, в неутомимом голоде вечно ищущая себе добычу. Оно уже страшно свирепствовало в этой стране: разлучало женихов и невест, разрывало даже священные узы брака; здесь оно подтачивало скромное счастье семьи, там проникало тлетворной заразой в молодое, неопытное сердце – и умирающие ученицы, с пеной на устах, в последних судорогах проклинали своего учителя. Я встала между агнцем и тигром, потребовала от него в минуту страсти торжественной клятвы – и эти бесчеловечные жертвы прекратились.

Фердинанд (в сильнейшей тревоге быстро ходит по залу). Довольно, миледи! довольно!

Леди. Печальный период этот сменился еще более печальным. И двор, и сераль наполнились исчадиями Италии. Ветреные парижанки играли страшным скипетром, и народ истекал кровью от их прихотей. Царству их был положен конец! Я видела их жалкое падение: я была больше всех их кокетка! Я взяла бразды у тирана, разомлевшего в моих объятиях. Отечество ваше, Фердинанд, впервые почувствовало над собой человеческую руку – и доверчиво склонилось ко мне на грудь.

Молчание.

(Она страстно глядит на него.) Боже мой! и перед единственным человеком, мнением которого я дорожу, я принуждена хвастаться и сжигать свою скромную заслугу на огне изумления! Вальтер! я отворяла темницы, разрывала смертные приговоры и сократила не одну страшную вечность каторги. В неизлечимые раны лила я, по крайней мере, утоляющий бальзам; я повергала во прах могучих преступников и своею слезой наложницы спасала не раз проигранное дело невинности. О, Вальтер! как отрадно было мне это! С какою гордостью могло опровергать мое сердце всякое обвинение моего царственного происхождения! И вдруг является человек, который один должен был бы вознаградить меня за все это, – человек, созданный моею истощенной судьбой, может быть, взамен пережитых мною страданий, – человек, которого я уже в грезах обнимала с палящею страстью…

Фердинанд (глубоко потрясенный, прерывает ее). Довольно! Это уж слишком! Это против уговора, миледи! Вы должны были оправдать себя от обвинений – и делаете меня преступником. Пощадите, умоляю вас, пощадите мое сердце! его терзают стыд и жгучие угрызения совести.

Леди (крепко сжимая его руку). Теперь или никогда! Долго выдерживала я, как героиня… Но ты должен же почувствовать тяжесть этих слез! (Нежно.) Послушай, Вальтер. Неужели в минуту, когда несчастная, в непреодолимом, всемогущем влечении к тебе, прижмется к тебе грудью, полною пламенной, неистощимой любви, – неужели, Вальтер, ты и тут произнесешь холодное слово – честь? Когда эта несчастная, подавленная чувством своего позора, отвращаясь от порока, героически восставая на зов добродетели, бросится вот так в твои объятия (обнимает его; потом торжественно, умоляющим голосом) и захочет, чтобы ты спас ее – возвратил ее к небу, неужели (отворачивается от него; потом глухим, дрожащим голосом) – неужели ей бежать, от твоего образа и, повинуясь страшному голосу отчаяния, ринуться опять в еще более ужасный омут порока?

Фердинанд (в сильном смущении, стараясь вырваться из ее объятий). Нет, клянусь всемогущим Богом – мне не выдержать этого! Миледи, я должен… небо и земля требуют этого от меня, я должен вам признаться, миледи!..

Леди (убегая от него). Не теперь, не теперь – умоляю вас всем, что для вас свято! В эту минуту сердце мое и без того окровавлено тысячью ударов. Будь это решение на жизнь и смерть – я не могу, я не хочу его слышать.

Фердинанд. Нет-нет, миледи, вы должны выслушать. Мое признание уменьшит в ваших глазах мою вину и будет теплым ходатайством за прошедшее. Я обманулся в вас, миледи; я ожидал, я желал найти вас достойной моего презрения. Я пришел сюда с твердым решением оскорбить вас и заслужить вашу ненависть. Если бы предположение мое удалось, это было бы счастье для нас обоих. (После некоторого молчания, тише и застенчивее.) Я люблю, миледи, – люблю простую девушку, Луизу Миллер, дочь одного музыканта.