Аманда, например, их сделала, потому что перехватила нас уже почти у выхода за ограду: мелькнул цветастый платок, и её голос тихо окликнул:
— Альфины, мой сладенький?
Ученичкам я махнул рукой: идите, догоню, вам до ближайшего водного портала ещё минут пять шагать. Остановился, подождал — пока она выскользнет из тёмно-зелёных зарослей.
У Аманды — тугие черные локоны, которые лезут на лоб из-под цветастого платка. Бисеринки пота на лбу, изломанные дуги-брови, раскрасневшиеся щёки и чересчур блестящие чёрные глаза. Ещё у Аманды-целительницы из народа нойя — острый ум и очень неприятная проницательность.
Вот чего стоило не догадаться — какое я решение приму. Так нет же.
— Что это ты решил, мой пряничный? Что убьешь этих детей и умрешь сам — ради этого…
Дальше — на языке нойя, жаль, что мне не светит теперь его выучить. Но по жестам понятно, что Рихард успел здорово допечь Аманду, пока она занималась его драгоценным здоровьем.
— Исключительному нельзя помирать. Он, конечно, редкостный… — тут я пропускаю слово, — но он еще и редкий, чтоб его в омут. Так что…
— А тебе можно?!
Ну, не знаю, вот судьба полагает, что не просто можно, а прямо показано. Потому что время от времени впихивает меня вот в такие убийственные ситуации — и ожидает, позевывая: да когда ж уже…
— А я выплыву, — от моей беспечности даже весенний ветерок стонет по-звериному. — Я, знаешь ли, жутко живучее существо, я даже стряпню бывшей тещи переваривал. Хотя над ней мухи в пролете дохли. Над стряпней, а не над тещей, конечно, хотя…
Наверное, нужно было сказать что-нибудь более трогательное. Ну, или там, героическое. Двинуть, например, пафосную речь о моем долге по защите начальства, которое является по совместительству единственным наставником варгов и единственной их надеждой. Встать в позу — и так понести, чтобы в носу защипало, и глаза заслезились, и в голове прозвучали аплодисменты толпы.
Но цель и так достигнута: Аманда от моей беспечности временно онемела, так что надобно дожимать.
— Потряси зятька: пусть наводит шум на Ярмарке. Находит Лейда, вызывает Шеннета… Пусть убирают Ярмарку. Уводят людей, выстраивают заслоны. Если еще есть время. Да, и еще — Рихард взял карту, так что если он вдруг решит отколоть что-нибудь особенно самоубийственное — держать его придется тебе.
Аманда полыхает глазами, теребит край платка. Кажется даже — по физиономии мне сейчас заедет. Да ладно, я б себе сам заехал, если бы мог.
— А если я решу его не удерживать? — голос у Аманды — мягкая удавка.
— Тогда моя душа будет обречена в Вечном Омуте на жуткие муки — потому что Нэйш будет пудрить мне мозги и на том свете. Ты что, хочешь, чтобы я там оказался в такой компании?
Аманда явственно полагает, что я именно этого и заслуживаю. Вечность в обществе Рихарда Нэйша — и пива мне не давать, чтобы еще страшнее было. Но она говорит только:
— Я спою тебе потом. Когда вернешься.
Что там еще говорят в таких случаях? «Скажи дочке много теплых слов от моего имени»? «Передай зятьку, чтобы заботился о ней»? «Не дай Рихарду Нэйшу надругаться над моим мертвым телом»?
— Булочки меня бы тоже устроили, — говорю я и подмигиваю. — Побольше изюма.
Потом разворачиваюсь и бегу догонять своих варгов, которые, чего доброго, без меня отправятся через водный портал в неведомые дали.
На душе одновременно паскуднее и спокойнее, чем было до того. Спокойнее — потому что я теперь знаю, что Рихард Нэйш под присмотром.
Паскуднее — потому что у меня есть стойкое ощущение того, что я сегодня не попробую булочек. И не услышу обещанную песню.
И я знаю, что Аманда не смотрит мне вслед — чтобы было легче уходить.
Но от этого не легче.
====== Сердце варга-3 ======
ДИАМАНДА ЭНЕШТИ
Две вещи лежат на моих ладонях. Два груза. Два выбора.
Серебристая жидкость плещется в хрустальном флаконе и чуть заметно пульсирует: «Тук-тук, тук-тук». Живая.
«Песнь сердца» — эликсир на крови единорога, который я готовила три последних дня.
Бирюзовый камень лежит на второй ладони — тускл, пока не стиснешь в пальцах.
«Клетка Таррона» — древний артефакт целителей. Один мужчина хотел заплатить им за ночь любви со мной. Я забрала артефакт и расплатилась лишь песней, и тогда он послал ко мне убийцу — воина Меча, который не исполнил своего задания. Хозяин артефакта не дождался назад своего камня и умер от яда. А с тем убийцей у меня были славные ночи, пока его не казнили.
Два груза. Два выбора.
Две песни на моих губах — пропеть какую?
Погребальную, — шепчет весенний ветер, плачут росою травы. Все равно погребальную, только — кому?
Я знаю, кому.
Белый росчерк там, под окнами. Он стремителен, он торопится: ему нужно найти Мел, чтобы спросить: почему на карте обозначен альфин? Чтобы понять. И чтобы узнать, что три ученика займут его место. Три ученика и один Лайл Гроски.
Три короткие песни, одна длинная. Обрываются — нет, не оборвутся, оборвётся другая.
Я не бегу за Десмондом, не приказываю ему, чтобы он отправлялся на Ярмарку, чтобы вызывал Шеннета, я даже не взываю к Перекрестнице.