Ковчег для варга (СИ)

— Четыре жизни за одну — тебе это не кажется несправедливым?

— Жизнь несправедлива, мой золотой, — отвечаю я. — Все песни об этом.

Наконец он отрывается от прозрачной стены, поблескивающей бирюзой. Покусывает губы, запрокидывает голову так, будто хочет увидеть небо.

— Ну, к чему это. Ты знаешь, что не остановишь меня: я все равно окажусь там, только… иначе.

Небес сейчас не видно, но они наверняка синие-синие. Как глаза некоторых варгов, рвущихся на волю.

— Хочешь, спою тебе, солнышко? Есть песня о соколке, которого поймали в клетку. А чтобы он не улетел, вместо прутьев клетки были ножи. Но соколка манило небо, и он рванулся, потеряв перья, кровь и жизнь. И небо тоже — навеки. Ты не дойдешь, Рихард. Сердце не выдержит. Ты умрешь во время попытки. Просто станешь пятым и сделаешь еще хуже. Не будет ни их, ни тебя. Это плохой торг.

Время бурлит, будто вода в омуте, уносит наши минуты, свивая их в бурные ручьи. Я хочу уйти за минутами. Услышать шорох трав, почувствовать ветер на губах, услышать песни деревьев, увидеть птиц, взлетающих в небо.

Я не хочу слышать то, что он скажет мне сейчас — последнее, что скажет мне сейчас.

Он опять приникает к сфере между нами — сосредоточенный, как хищник перед тем, как перекусить горло. Шепчет:

— У каждого свои коллекции, правда, Аманда? Кто-то собирает животных — я вот варгов. Видела когда-нибудь коллекционеров, которые на все пойдут ради своих экземпляров, а? Гриз Арделл знала за мной эту маленькую особенность — как ты думаешь, почему она оставила меня во главе «Ковчега»? Полагаешь, выбрала того, кто заставит этих детей умирать за себя? Ошибка, Аманда. Она выбрала того, кто умрет за них. Вместо них. Когда потребуется. А теперь отойди в сторону и помоги мне выполнить мою работу.

Чувствую кнут на коже — ее кнут и ее удар, хоть никогда его и не ощущала. Она бы не шептала — она кричала бы. Другими словами, но ведь слова лживы, правдивы глаза и сердца.

«Аманда! — слышу я ее голос. — Какого черта, я не позволю, чтобы вместо меня умирали. Не смейте, ясно вам?! Аманда, вы все рехнулись, варги чувствуют смерть друг друга, вы собрались убить вместо меня троих варгов, какое сердце сможет это вынести?!»

Мы стоим друг напротив друга, и слеза — одинокая гостья, гуляет по моей щеке. Магии нет между нами. Только память, одна на двоих.

— Четыре месяца прошло, а ты совсем забыл ее, — шепчу я. — Она оставила тебя не чтобы ты умер. Чтобы жил.

Губы у него дергаются — улыбнуться, но улыбки нет, потому что истина редко вызывает улыбки, особенно у путников.

Ему скоро в путь, и я могу только — помочь хоть чем-то.

— Помни — не через боль и не через страх. Возьми, вот… — ладонь смыкается с ладонью, когда передаю ему «Песнь сердца». — Выпьешь после, если вдруг…

— Если почувствую себя хуже, я понял.

— …если вдруг успеешь.

— Звучит ободряюще, спасибо.

Он не прощается, потому что спешит, и его последние слова прыгают, бьются пойманными в сети рыбами — в коридоре, хотя хозяин их уже завернул за угол.

Я смотрю ему вслед — и, дочь дочерей Перекрестницы — знаю, как важно прощальное напутствие.

— Приведи их живыми, Рихард, — шепчу я, и слова не горьки, а сладки на моих губах. — Верни их живыми, варг.

Нойя верят, что напутствия сбываются, если кропить их слезами.

ЛАЙЛ ГРОСКИ

По пути я занимался привычным в общем-то делом. Лгал и изворачивался. Мы прошли водный портал, я завернул ученичков наверх, к холмам — не переставая врать напропалую и напускать тумана. Да, ребятки, вас тут ждет небольшая проверка. Нет, куда там, всё будет взаправду. Да, я скажу, что надо делать, но выполнять — быстро и не думая, от этого всё и зависит. Ну, кто там знает, справитесь или нет. Я же говорил — Нэйш знает. Это вообще его идея, он считает, что вы уже готовы…

Ученички цвели ярче весенних цветов и щебетали громче птиц, а я всё искоса на них поглядывал, хотя зарекся в самом начале — смотреть поменьше.

Тибарт. Был вторым, кого мы нашли. Семнадцать лет. Мел про него говорит: «Второго Нэйша привалило». Черноглазый, черноволосый весельчак и разбиватель девичьих сердец, полагает себя крутейшим варгом в питомнике. Тут он ошибается, потому что Дайна его, если что, уделает.

Дайне пятнадцать, она из последних. Деревенская девочка-сирота, серая мышка, тихая, вдумчивая, безответная, живет учебой. Рихард обмолвился, что Дар очень мощный и развивается очень быстро. Девочку жальче всего

Эв. Эвальдом даже в мыслях назвать не могу — вот кто придумал дать такому увальню имя Хромого Министра? Девятнадцать, сын пекаря, широченные плечи, ладони-лопаты, задевает и сшибает всё вокруг себя, на уроках хлопает ушами, как дожил до этого времени — непонятно. Но не мог же я взять трех лучших, на кого тогда питомник оставлять?

Крыса внутри присела на жирные окорочка, прижала передние лапки к груди. Пискнула умоляюще: слушай, а вдруг вы придете раньше? Вдруг не придется, вдруг Аманда успеет выдернуть зятька, тот поднимет на уши кавалерию, вдруг…