Ковчег для варга (СИ)

Хотя не могу сказать, что сны были повеселее.

Сны были мутными, туманными, чернильными. Там у меня до обидного болела правая рука. Еще мелькали перед глазами пятна — неразличимые, плавающие.

Разве что голоса у них были знакомыми.

— Ушел по воде, след не взять, ах ты ж-ж-ж… чем его?

— Веретенщик, Мелони, нож!

— Чем ты ему руку пережал? Нужно крепче. Что ты ковыряешь, полосуй как следует, чем больше крови выжмем, тем…

— Дави. Я займусь антидотом.

Холодное лезвие касается кожи, а боли нет — так, щекочет. Кто-то зовет, и голоса не унимаются.

— Э-э, Пухлик, не время дрыхнуть!

— Гроски! Лайл, слышишь меня? Лайл?

— Что ты его по щекам лупишь, вкати-ка ему букетик — «Розу» к антидоту.

— Кроветвор с антидотом могут быть враждебными друг к другу.

— Его тушка сейчас будет враждебной к его душе, доступно? Из него третья пинта течет!

Во рту как-то непонятно. Кисло и горько, потом еще и жжет. Но слушать интересно, даже как-то уютно. Хочется слушать, как два голоса пререкаются над ухом, как щекочет пальцы какая-то текущая по ним жидкость, хочется проваливаться в сон, как в редкий, ленивый стук сердца…

— Дышит реже, сердце замедляется…

— Какой это, в омут, веретенщик тогда?! Сколько их было вообще?

— Один.

— Бред какой-то. Мясник, у тебя там в башке не числится, на какие точки давить, чтоб сердце запустить?

— Не числится, во всяком случае, в такой форме. Второй антидот?

— Т-только кокнуть кого и умеешь… всё, останавливается, надо качать, как утопленника.

— Секунду, Мелони, искусственным дыханием займись.

— А не пойти б тебе, Синеглазка, в…

Что-то давит на грудь. Не тяжелое — так, будто касаются пальцами в разных местах, только пальцы горячие, что ли. Горло, ниже, пальцы ударяют по груди…

— Ага, правильно, давай третий антидот, тут и похороним.

— Предложения, Мелони?

— Придуши его на месте, легче так, чем мучить.

— Конкретные предложения, Мелони?

— Можешь поцеловать, авось, очнется целеньким. Пока что дышит, сколько-то яда убрали, лучше уже не будет, кровь буду останавливать. Что за дрянь, четвертый антидот?

— Сердечное, может продержать его в пути.

— Синеглазка, на кой тебе с собой сердечное?

— Аманда неизменна в своем желании всучить всего побольше… Лайл?

— О, Пухлик. Привет, ты опять вляпался.

Пятна мельтешат, рвутся, проясняются в два лица. Одинаково сосредоточенных лица. Я смотрю на лица из сна, и мне хочется смеяться.

— Не… невовремя…

— Грифонову мать. Мы тут в мыле, а Пухлик еще и издевается. Всё, пока живой, надо тащить в «Ковчег».

— Есть сомнения, что мы можем доставить его к «водному порталу».

— Убил умищем. Да, он жирный, и да, мы его не донесем. Я за «поплавком», а ты поиграй с ним в Великую Целительницу. Поглядывай, тут могут быть другие веретенщики.

Хлопает дверь. Но еще до хлопка во мне разносится насмешливое.

— Да, Синеглазка! Надумаешь таки его целовать — вот теперь не стесняйся.

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

В целебне людно и нервно. Балбеска вцепилась в женишка и вытянула шею, делает хлоп-хлоп ресницами. Зануда суров, строг, и на челе у него однозначное: «Во я попал» — вполне себе хорошая мысль. Синеглазка листает какую-то книжку. Я грызу уворованный мимоходом со стола сухарь — жрать хочется, сил нет, с утра по лесам, Пухлику все равно от этого хуже не будет.

Пухлик занимает во всем этом центральное место, гордо возлежа. Вид у Пухлика чуть порадостнее, чем у приличного покойника. Вокруг, сыпля ругательствами на родном языке, бегает Конфетка — у нее даже волосы из-под платка выбились. Бинтует Пухлику руку, звякает пузырьками и еще что-то такое лекарственное делает, с виду — добивает больного своими эликсирами. Когда в глазах у меня начинает прилично рябить — Конфетка останавливается. Разворачивается и кидает с угрожающей улыбочкой:

— Рассказывайте подробно.

К черту разговоры. Я хмуро гляжу на Конфетку и демонстрирую сухарь во рту. Синеглазка отрывается от книги.

— Я уже говорил. Вызов был вполне обычным — охотники наткнулись на стаю игольчатых волков, утверждали, что те… вели себя странно. Мы вышли втроем, потому что в питомнике достаточно людей. Стаю мы нашли достаточно скоро, оказалось, что волки охраняют хижину в лесу.

Синеглазка — мастер преуменьшений. Не было там хижины. Был аккуратно срубленный домик, комнаты на четыре, если подвала не считать. С хорошими отходами –неподалеку было даже «водное окно» (ставлю на что угодно — не отмеченное по карте). Это-то ладно, меня больше заинтересовали волки. Раза в полтора крупнее обычных особей, и уж что-то слишком кровожадные. От них так и смердело какой-то научной дрянью — то ли магией, то ли особым скрещиванием, мантикоры бы жрали всех недоучек, которые решаются и лезут совершенствовать виды!

Могу любимый метательный нож поставить: у животинок в головах было одно-единственное правило: «Все, зашедшие на территорию — чужаки и еда». Не представляю, как с этими бестиями справлялся типчик, который сидел в этом самом домике. Хотя, может, он не справлялся. Может, он вообще оттуда не вылезал.