Ковыряясь в мертвой лягушке. Мастер-классы от королей комедийной поп-культуры

Мне не нравится идея «использования» юмора для достижения цели. Не могу представить, чтобы Ивлин Во писал «Упадок и разрушение» (сатирический роман 1928-го. – Прим. авт.) и говорил себе: «Думаю, здесь нужно использовать немного юмора». Но есть теория, что писатель не может претендовать на величие, если в его работах нет щепотки комедии. В этом, возможно, есть правда.

У меня не очень с штуками, никогда не могу их запомнить. Однако как-то раз я вызвался быть конферансье на мероприятии женского студенческого общества Университета Миссури, в котором я учился в конце 1940-х – начале 1950-х годов. Микрофон умер примерно после шести шуток, все из которых я позаимствовал у комика из курортного отеля в Борщовом поясе[46]. Одна из них была: «Мне нет нужды зарабатывать этим на жизнь, друзья. Я бы мог продавать булки карликам в обмен на туалетные сиденья». В комнате было полно невероятно красивых женщин, которые начали разговаривать друг с другом и поочередно закидывать ногу на ногу.

Я разволновался и выкрикнул: «Вы не могли бы успокоиться, пожалуйста? Не видите, что я тут пытаюсь вас смешить?» А потом я упал в обморок. Какой-то парень по имени Рот попытался привести меня в чувства. «Ты чего в обморок-то свалился? – спросил он меня. – Ты был прекрасен».

В 1965-м вы собрали коллекцию рассказов «Черный юмор», где были представлены такие авторы, как Томас Пинчон, Терри Саузерн, Джон Барт и Владимир Набоков. В предисловии вы создали и популяризировали термин «черный юмор». Как-то вы сказали, что этот термин к вам прилип.

Так и есть. Я слышу его постоянно, и меня от него передергивает. По сути, это была для меня возможность подзаработать денег (не так много на самом деле) и почитать авторов, чье творчество мне было мало знакомо.

Оглядываясь назад, думаю, что более точным термином была бы напряженная комедия: на поверхности есть много над чем посмеяться, но в глубине спрятана агония. Я понятия не имел, что термин черный юмор станет настолько популярен и будет использоваться столько лет. Голодные до новой категории академики за секунду его проглотили.

Какие общие черты вы видите у авторов работ, содержащих черный юмор?

У каждого свой почерк, но во всех их работах настроение обычно намного мрачнее, чем в большей части популярной художественной литературы того времени. Была очень тонкая грань между реальностью и фантазией. В их работах были герои, которых постиг злой рок. Также их проза, возможно неосознанно, затрагивала социальные проблемы, которых раньше никто не касался. Если прижать меня к стене, я использую словечко, от которого меня подташнивает. Она была провокативной.

Как вы думаете, почему термин «черный юмор» так быстро стал таким популярным?

Он легко запоминается и легко цепляется к языку, а это нравится издателям, критикам, академикам. Отчасти это связано с политическим и социальным климатом середины 1960-х. Наркотики, противозачаточные, музыка, война – комедии нужно было найти новый способ со всем этим разобраться. Думаю, каждое поколение чувствует то же самое.

После того как книга была опубликована в 1965-м, мой издатель закатил огромную вечеринку, чтобы отпраздновать появление черного юмора (у меня до сих пор лежит приглашение), и на нее пришли все на свете. Помню Майка Николса и Элейн Мэй, которые там накурились. Ярлык «черный юмор» стал тиражироваться и цитироваться, и это длится до сих пор. Даже смешно.

Когда вы начали писать свой первый роман – «Стерн»?

В 1960-м. Написание заняло около шести месяцев. Я пытался написать другую книгу в течение трех или четырех лет, но ничего не вышло. Некоторым идеям не суждено стать романами. Мне дорогого стоило прийти к этой мысли. Я писал «Стерна» в метро и поездах, в которых ездил с работы и на работу. Я писал его с таким жаром, будто за мной гнались по переулку.