Кожа

Хоуп повезло. Она очнулась в гостиничной комнате и увидела, как одна женщина с белой кожей бьет рукой другую белую женщину по щекам. Женщины были похожи, как родственницы, — невысокие, округлые, сероволосые. Бьющая — старшая и одетая как неработающая. Избиваемая — младшая, годящаяся бьющей в дочери, одетая как полуработающая или работающая. Хоуп потом узнала, что неработающая лупила работающую за то, что она отказывалась переодеть Хоуп и обработать ее синяки и ссадины, так как боялась к ней прикоснуться из-за ее цвета кожи. Она плакала, не прикрывалась руками, а размазывала ими слезы по красным щекам, качала головой. Пришел Лечащий человек, не из Дикой и холодной страны, как поняла Хоуп. Он посмотрел на нее так, как смотрели надзирающие на работающих на плантациях, но обработал ее ссадины и синяки. Неработающая говорила на разваливающемся английском и заменяла забытые слова на русские прямо посреди фразы. Вместе с тем она разговаривала с такой интонацией, будто делала торжественное объявление. Неработающая гордо рассказала, что ее воспитывала в раннем детстве женщина из Британии. Хоуп вспомнила, что это та страна, откуда давно приехала семья Хозяина Голд, ранние родственники ее собственных пра-бывших Хозяев, вероятно, ранние родственники ее бывшего Хозяина и, возможно, очень многих хозяев ее прошлой страны.

Неработающая держала лежащую Хоуп за руку и предлагала немедленно согласиться на нее работать. Хоуп казалось, что та держит ее руку не чтобы поддержать, а потому что ей хочется потрогать Хоуп, как чудесного зверя. Она ответила, что у нее не может быть хозяев, так как она теперь неработающая — потому что Главный русский хозяин освободил всех людей с ее кожей на русской земле. И что она сама себе хозяйка. Женщина отпустила ее руку, перестала улыбаться и сказала, что в стране, куда Хоуп приехала, возможно, совсем нет неработающих, совсем нет самим себе хозяев. Работающая принесла красный суп и маленькие пироги. Неработающая предложила ей поступить к ней служить за деньги, с правом уйти, когда она захочет. Даже вспомнила слово «компаньон». На этой службе Хоуп должна была сопровождать неработающую и говорить с ней на английском, чтобы та смогла его омолодить. То есть составлять компанию. За это обещались заработная плата, жилье, одежда и еда не хуже, чем у самой неработающей. Неработающая Хоуп не нравилась, ей не хотелось находиться в ее компании, но та была главным и единственным ее шансом не замерзнуть и уехать с русского острова на большую русскую землю, где уж точно Хоуп будет свободной. Она подумала и согласилась. Теперь она была не работающая, а служащая. Это звучало ок. Решила ни за что не называть неработающую Хозяйкой. Надо было придумать как. Не компанией же. Неработающая представилась Принцессой Ольгой с долгой русской фамилией. Хоуп решила звать ее просто Принцессой — и для себя, и вслух. Принцесса — это смешно, глупо, не по-настоящему, как из сказок, которые любила дочь пра-бывшей Хозяйки Хоуп. Неработающей невероятно понравилось.

Она рассказала Хоуп, что приезжала на остров навестить сына — учащегося здесь управлять кораблями. И улаживала последствия его поступка, за который его собирались выгнать из школы. Сын принцессы, как и многие его соучащиеся, скучал здесь, потому что корабли плавали четыре месяца в год, когда не были вморожены в лед, — остальное время учащиеся управляли ими на бумаге. Принцесса его жалела, работающая Маруся тоже, даже сильнее, чем мать. Сын приехал провожать — желтоволосый, с лицом как у женщины, но красивее Принцессы, прыщавый. Он глядел на всех равнодушно, в том числе на Хоуп. Маруся плакала. У нее часто капали слезы, но обычно медленные — от постоянных обиды и страха, а тут были другие и быстро бежали.

Принцесса подарила Хоуп пальто, шапку из собаки, перчатки и сапоги. Все свое прежнее, но теплое. Хоуп подумала, что она снова донашивает одежду за неработающими. Хороших шьющих работающих и полуработающих на острове не было, объяснила Принцесса.