Козлоногий Бог

У Хью никогда не было папирос, также как не было и мелочи, чтобы купить их, поэтому он всегда просил их у Моны. На самом деле, в том, что касалось мелкой наличности, он был хроническим бедняком. Богачом он был только тогда, когда у него в руках была его чековая книжка — тогда он неизменно платил за каждую вещь в три раза больше, чем она стоила на самом деле, потому как ненавидел торговаться и не видел никакой ценности в деньгах. Это было то, что раздражало Мону в нем больше всего, и она всерьез подумывала о том, чтобы выйти за него замуж, чтобы насолить всем продавцам антикварной мебели сразу.

В этот раз Мона не села сразу во второе кресло, находившееся по другую сторону камина, как если бы они были неразлучными пожилыми супругами, а продолжила нервно ходить по комнате. Она хотела серьезно поговорить с Хью, но не знала, с чего начать. Хью не обращал на нее никакого внимания. На улице светило великолепное яркое солнце, но он плотно занавесил все окна в комнате и бросил еще больше дров в камин.

— Почему бы тебе не прогуляться? — спросила Мона. — Стыдно пропускать такой прекрасный солнечный день.

— Слишком сложно передвигаться, — ответил Хью, нервно пиная торчащее из камина бревно.

Мона, которая терпеть не могла поведения в духе избалованных детей, ушла и оставила его в одиночестве, надеясь, что после плотного ланча и такого количества выпитого виски, он, разомлев в тепле, уснет и проспит до самого вечера.

Она вернулась с прогулки, как только начало смеркаться, и Хью встретил ее сообщением о том, что ей звонили.

— Миссис Мэдден, — сказал он, — Она сказала, что ты помнишь ее как Люси Уитли. Вы вместе учились в школе. Она приехала в город на несколько дней и хочет провести уик-энд вместе с тобой. Я сказал ей, что ты приедешь.

— О нет, я не приеду, — ответила Мона, — Я не могу уехать отсюда сейчас.

— Почему нет?

— Амброзиус может объявиться. Я не брошу тебя бороться с ним в одиночку.

Хью не выразил ни благодарности, ни протеста, продолжив сидеть в молчании. Тишина длилась так долго, что когда он, наконец, заговорил, Мона не сразу поняла, о чем шла речь.

— Я не могу ждать, что ты будешь нянчиться со мной до бесконечности, — сказал он

Здравый смысл велел ей ответить пространно, но что-то такое, что не являлось ее здравомыслящей частью, вырвалось из глубин ее души и она сказала:

— Мы пройдем через это вместе, Хью.

И снова он не выразил никаких эмоций.

— Скажи мне, что ты делал в часовне этим утром? — спросила Мона.

— Пытался все уладить.

— Успешно?

— Нет, не слишком.

— Ты призвал Амброзиуса?

— Нет, даже не пытался. Сказать по правде, Мона, я немного побаиваюсь Амброзиуса. Понимаешь ли, мне кажется, что когда он придет, то возьмет силой все, что ему будет нужно, и я не уверен, что могу ему доверять в этом вопросе. Я не хотел бы давать ему возможности проявиться, пока в доме только мы вдвоем. Амброзиус не станет довольствоваться отказом, насколько я его знаю.

— Я уверена, что смогу справиться с Амброзиусом, — ответила Мона.

— А я уверен, что не сможешь, — сказал Хью.

— Я скажу тебе одну забавную вещь. Хью, ты знаешь, что вся эта история началась задолго до Амброзиуса?

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь тот свой сон о греческом склоне? Так вот, это было моей любимой фантазией, когда я была ребенком. Оленьи шкуры и все такое прочее.

К ее удивлению, это не вызвало у него ожидаемой реакции; она посмотрела на Хью и увидела, что он пребывал в странной неподвижности. Она молчала.

Наконец, он сказал:

— Ты знаешь, что поразило меня в тебе больше всего, когда я увидел тебя, будучи Амброзиусом?

— Нет.

— Что ты была суккубой, которая преследовала меня во снах на протяжении всей моей жизни.

Между ними снова повисла тишина, поскольку каждый из них пытался осмыслить сказанное другим. Мона прекрасно знала, что говорили о посещавших мужчин во снах демонах теологи прошлого и психологи современности. Она знала всё о теории возникновения сновидений и желаний, равно как была осведомлена и обо всех остальных психологических трюках. Она также слышала рассказы Джелкса о времени и пространстве в понимании современных философов. Существовала ли между ней и Хью некая духовная связь, созданная еще во времена их прошлой жизни в Древней Греции, или же она просто принадлежала к тому типу женщин, которые привлекали именно этого изголодавшегося до секса мужчины, зависело исключительно от того, считать ли время свойством сознания или всего лишь цифрами на часах.

Однако теперь становилось предельно ясно, что это именно она была решением проблемы Хью. Если бы она не захотела помочь ему в этом, то его проблема так и осталась бы нерешенной. И заглянув в глубины собственной души, она вынуждена была признать, что хотя Хью и не привлекал ее как мужчина, в Амброзиусе она находила какую-то странную притягательность.