Козлоногий Бог

У него возникло очень странное ощущение, когда он увидел себя в длинном черном одеянии с белым поясом и свободным капюшоном сзади. Подняв руки, он накинул капюшон на голову и стал изучать, какой эффект это произвело на его едва различимое в тени лицо. В этом одеянии он чувствовал себя невероятно естественно. Никогда в жизни ему не было настолько комфортно ни в одной другой одежде. Теперь он понимал, почему Джелкс, однажды привыкнув в своему халату, больше никогда его не снимал. Всю его жизнь, в любое время года он корил себя за то, что выбирает себе ужасную одежду, ужасно ее носит, плохо себя подает и вообще выглядит по жизни убого. Но все эти мысли, казалось, улетучились в тот момент, когда он надел на себя монашескую робу. Длинные свободные складки его одеяния придавали ему с его запредельным ростом невероятно благородный вид. Его сутулость казалась совершенно естественной для священника. В тени капюшона его острое лицо со впалыми щеками казалось лицом утонченного аскета. Он был совершенно другим человеком.

И вместе с этой переменой пришло чувство некоего подъема; уверенности в себе и своеволия, которых он не замечал в себе прежде. Он опустил взгяд на Мону, все еще стоявшую на коленях перед ним, и, влекомый каким-то внезапным озорством, положил ладони ей на голову.

— Pax vobiscum[48], дочь моя, — произнес он.

Мона испуганно посмотрела на него.

— Все в порядке, все хорошо, — сказал он, поглаживая ее по голове, поняв, что и в самом деле перепугал ее. — Я не Амброзиус. Я только хотел подшутить над тобой.

Но она продолжила сидеть у его ног, сжимая в руках складку его одеяния.

Он наклонился к ней и положил руку на ее плечо.

— В чем дело, Мона? Мне ужасно жаль, что я напугал тебя. Я просто пошутил. Я не Амброзиус, ты же видишь, я Хью.

— Ты не тот Хью, которого я знала, — ответила Мона.

Он присел на край ее кровати и притянул ее к себе, так что она оказалась у его коленей снова. Она зачарованно смотрела ему в глаза, не обращая никакого внимания на свое положение.

— Что ты имеешь в виду, Мона?

— Ты излучал невероятную силу. Я не знаю, что это может значить.

Хью осознал, что в этот момент Мона была полностью подчинена его воле и он мог сделать с ней все, что угодно. Это вызвало в нем невероятный прилив возбуждения и дало ему почувствовать себя свободным и могущественным. Он понял, что должен что-то сказать, что-то такое, что позволило бы ему укрепить свои новые позиции и превратить их в неприступную крепость.

— Это проявилось мое высшее я, — произнес он тихо.

— Я знаю.

— Это тот самый Амброзиус, который не принял бы отказа.

— Это тот самый Амброзиус, который не получил бы отказа! — и Мона внезапно улыбнулась ему так, как никогда не улыбалась прежде.

Хью сидел неподвижно, не смея разрушить чары; он спрашивал себя, как долго продлится их действие, прежде чем они растворятся в свете обыденного дня.

— Знаешь, что я собираюсь делать, когда мое одеяние будет готово? — спросил он после некоторой паузы. — Я пойду в часовню и попытаюсь в точности воссоздать всю эту историю.

— Разве ты не возьмешь меня с собой? — спросила Мона.

— Не возьму, — ответил Хью, — Я не собираюсь рисковать, оставляя тебя с Амброзиусом. На твоем месте я бы покрепче запер дверь.

— Но Хью, так ты не решишь проблему с Амброзиусом. Это началось куда раньше него. Это началось в Греции — на холме. И я хочу быть там. Я уверена, что я должна там быть. Я тоже часть этой истории.

— Ты не часть жизни Амброзиуса, Мона. Для него ты была просто ночным кошмаром.

— Это и было его проблемой, Хью. Это стало причиной всего того, что с ним произошло. Это произошло, потому что меня не было там, когда все пошло наперекосяк. И все снова пойдет наперекосяк, если меня не будет там и в этот раз тоже.

Хью запустил руки в ее темные волосы, которые, как только к ней вернулось здоровье и она начала есть здоровую еду, вновь стали шелковистыми.

— Никаких человеческих жертвоприношений в стенах этого храма не будет. Я справлюсь с Амброзиусом самостоятельно, и тогда, если что-то вдруг пойдет не так, последствия будут минимальными.

Мона схватила его за запястье и с отчаянием посмотрела на него.

— О, Хью, как я хочу, чтобы ты позволил мне пойти туда вместе с тобой. Я уверена, что все пойдет не так, если меня там не будет.

— Нет, малышка Мона. Я знаю Амброзиуса лучше, чем ты, и ты останешься здесь.

— Хью, если я не смогу быть там в роли громоотвода, то происходящее будет для тебя подобно удару молнии. Я это точно знаю. Сейчас я ощутила это очень отчетливо. Если я не буду держать тебя за руку, когда это случится, то ты тут же превратишься в Амброзиуса.

Хью наклонился и взял ее за плечи.

— Мона, это как раз то, что я должен сделать. Сначала я должен сам стать Амброзиусом, а потом заставить Амброзиуса снова стать мной. Но тебе не о чем беспокоиться, эти два режима сознания уже практически неразличимы и я не потеряюсь в прошлом, если это то, чего ты боишься. Мы с Амброзиусом все больше сливаемся после каждого его появления. Еще совсем немного, и мы станем одним целым, и тогда эта работа будет завершена.