Козлоногий Бог

Мона, наблюдая за тем, как в тени капюшона его лицо приобрело ястребиные черты, инстинктивно поняла, что его сознание сейчас было сознанием человека, который, как Амброзиус, привык к тому, чтобы ему подчинялись и командовал монастырем размером с небольшой город, а не сознанием Хью Пастона, которого изводила женская половина его семейства.

***

Все последующие дни Мона занималась обустройством сада. Происходящее вызывало в ней сильное напряжение и это на ней сказывалось. Одно дело жить рядом с Хью вместе с Джелксом; и совсем другое — проводить день за днем в одиночестве, зная, что он всё время экспериментирует и что встреча с Амброзиусом неуклонно приближается. Она твердо решила не беспокоить Джелкса из опасения, что его скромный бизнес может рухнуть, если он не будет им заниматься, и тогда он останется совсем без средств к существованию.

Она упрямо создавала травянистый бордюр, уходивший далеко в поле. Земля, добровольно вскопанная Биллом, не имевшим совершенно никакого опыта в садоводстве, выглядела так, как если бы это место пережило артиллерийский обстрел. Она высаживала друг за другом серые, душистые растения, и резкий сладковатый аромат, излучаемый их листьями, когда она прикасалась к ним, витал в воздухе на протяжении всего времени ее работы. Она была полностью поглощена этим занятием, чувствуя, что через связь, которую она устанавливала таким образом с недавно проснувшейся землей, она получала заряд силы и спокойствия. Великая Мать-Земля отвечала, ощущая, что о ней заботятся и ей служат, и огромная сила исходила от нее.

На влажную, согретую солнцем почву внезапно упала тень, и, подняв голову, Мона обнаружила стоявшего над ней Хью Пастона.

— Куда ты дела мое черное одеяние, Мона?

— Оно висит на перилах.

— Спасибо.

Мона поняла, что момент, которого она так сильно боялась, становился все ближе. Она наблюдала за тем, как Хью, ни разу не обернувшись, чего обычно не случалось, когда он покидал ее, шел в сторону дома; не способная больше отвлекать себя садоводством, она села на кучу дерна и дрожащими пальцами закурила сигарету.

Ее ничуть не беспокоило то, чем это дело обернется для нее самой; ей было нечего или почти нечего терять; она беспокоилась только за Хью. Сможет ли он выдержать напряжение от того, что им предстояло сделать, или они просто толкали его к нервному срыву? И были ли они, в конце концов, на правильном пути? Оккультная философия слишком шаткая вещь, и она не дает ничего, за что можно было бы ухватиться, когда дело доходит до практической реализации. Не была ли она, в конце концов, просто интеллектуальными шахматами, не имеющими никакого отношения к жизни, наподобие домыслов школяров, споривших о том, как много ангелов могут поместиться на острие швейной иглы?

Насколько она могла судить, Пан, если как следует его растормошить, начнет действовать. И тогда истинная природа Хью вырвется на поверхность и больше никогда не сможет быть подавлена. Но тогда возникало несколько проблем. Хватит ли внутреннему Пану Хью сил для того, чтобы пробиться сквозь все его внутренние ограничения? И если да, выдержит ли личность Хью это напряжение или же расколется на части? А если предположить, что две части личности Хью гармонично соединятся и его целостность будет восстановлена, то что тогда получившийся в результате этого процесса человек скажет ей? Вернется ли он, когда придет в норму, к той жизни, которая была ему привычна, о чем постоянно твердил ей Джелкс? В конце концов, жизнь с ней на ферме была полным абсурдом для Хью с его положением в обществе и возможностями. Для него в его нормальном состоянии она была совершенно неподходящей парой. Нормальный Хью мог сильно отличаться от того Хью Пастона, которого она знала и который ей нравился. Мона боялась жителей Мейфейра и не доверяла им, много раз наблюдая за их привычками и делами с позиции наемного работника. Старые школьные галстуки казались ей невероятно вонючими после нескольких неудачных попыток взаимодействия с их обладателями. Недоверие Моны пустило корни уже слишком глубоко. По ее мнению, жители Мейфейра годились только на то, чтобы использовать их в своих целях, не попадаясь при этом им в лапы.

Сидя на солнце, она докурила свою сигарету до самого конца и успела обжечь губы перед тем, как выбросить ее прочь. Она была смелым человеком и могла бы бесстрашно оседлать любые штормовые волны, что ждали ее впереди, будь у нее хоть что-то наподобие карты или компаса. Но нигде не было ни одного маяка, который помог бы ей не сбиться с курса, и это сильно ее беспокоило. Ей было известно лишь общее направление движения, но она совершенно не представляла себе, где могли быть отмели и стоило проявить осторожность.